Книга Военный инженер Ермака. Книга 5, страница 22 – Михаил Воронцов

— Послушайте, — попытался я еще раз. — Порох нам еще понадобится. Мало ли что еще может произойти. Чем мы тогда отбиваться будем?

— Казачьей саблей и отвагой, как деды наши, — вздохнул Ермак. В его голосе звучала непреклонность. — Решено, Максим. Как башни подойдут — бьем из всех пушек. Спокойно, наверняка, чтоб ни одна крупинка пороха зря не пропала, но бьем.

Я стиснул зубы. Спорить со всеми я не мог — это было бы неразумно и бессмысленно.

— Хорошо, атаман, — выдавил я из себя.

Ермак кивнул и повернулся обратно к татарскому лагерю. Остальные сотники тоже уставились на растущие башни, обсуждая, куда и с какой скоростью к нам они пойдут, будут ли татары ломать сделанные ими земляные укрепления близ наших стен или пойдут между ними.

* * *

…Густая чернота сибирской ночи окутала Кашлык, словно тяжелое войлочное покрывало. Казаки всматривались в непроглядную темноту за рвом. Где-то там, в степи, притаились полчища хана Кучума, и каждый знал — этой ночью враг не будет спать.

…Первыми к рву двинулись ялангучи — те, у кого не было ни коня, ни брони. Босые или в истертых чириках, в рваных халатах, они несли на спинах тяжелые мешки с землей, волокли плетеные корзины с камнями. В темноте их почти не было видно — лишь шорохи, скрип кожаных ремней да приглушенное дыхание сотен людей выдавали приближение татарского войска. Но сейчас они подойдут ближе, и тогда можно будет стрелять.

— Слышь, братцы, — прошептал один из казаков, поглаживая арбалет, — шуршат там, как мыши в амбаре.

По стене пронесся едва слышный приказ:

— Готовимся!

Ялангучи подходили все ближе. Впереди шли самые отчаянные — те, кто надеялся заслужить милость хана. За спинами у них покачивались набитые землей кожаные мешки, оттягивавшие плечи до боли.

Вот они. Черви, вылезшие из темноты.

— Стреляй! — крикнул Мещеряк.

Защелкали арбалетные спуски, зазвенели отпущенные тетивы луков. Первые ялангучи, застигнутые у самой кромки рва, попадали как подкошенные. Тяжелые болты пробивали их жалкие одежды насквозь, стрелы впивались в тело. Но на место павших тут же бросались новые — приказ хана был беспощаден, и страх перед его гневом оказался сильнее страха смерти.

Алексей, наблюдавший за штурмом из лагеря (хотя, вернее будет сказать, слушающий звуки битвы), довольно кривил губы. Его осадные башни, построенные по всем правилам военного искусства, стояли почти наготове, но без засыпанного рва они были бесполезны. Он сам рассчитал, сколько земли и камней понадобится, чтобы создать надежную дорогу для тяжелых сооружений на катках.

— Еще! Неси еще! — кричали татарские анбаши-десятники, подгоняя ялангучи. — Сначала земля до середины, потом камни сверху!

Казаки стреляли не переставая, но в темноте многие стрелы уходили впустую. Порох берегли. Пушки молчали, хотя казаки знали — несколько залпов картечью могли бы страшно проредить толпу врагов.

Ялангучи падали десятками, но ров неумолимо заполнялся. Тела убитых сбрасывали туда же — мертвые помогали живым создать переправу для осадных машин. Кровь смешивалась с грязью, стоны раненых заглушались криками и шумом сыпящейся земли.

Молодой татарин Байтуган, таща очередной мешок, не выдержал его тяжести, споткнулся и упал — как выяснилось, на счастье. Стрела просвистела над ухом, но не задела его. Байтуган свернулся ничком, притворяясь мертвым, но услышал сзади страшный крик анбаши: