Книга Поместье для брошенной жены, страница 161 – Екатерина Белова

Возможно, ей заинтересовались, потому что ее мать иномирянка.

— Нет! — возглас вырвался из горла вместе с рыком. — Никуда Дафна не поедет, и замуж не пойдет!

После недоуменного молчания вмешался отец.

— В своём ли ты уме, сын? Вархам не отказывают.

— А я откажу, — холодно отрезал Берн, протянул руку. — Или сюда, Дафна.

Он не сразу понял, что схватил пустоту. Дафна шагнула к бабке. На миг в ее взгляде мелькнуло что-то давно забытое, живое и очень теплое и тут же погасло. Она перевела незнакомый стальной взгляд на бабку и уточнила:

— А он не очень старый?

Мать насмешливо улыбнулась:

— Говорю, дуреха, неведомо чем ты его зацепила, но второй сын Вархов молод и очень красив.

Берн растерянно опустил руки.

Его девочка. Его Афи, которую он баловал, задаривал кружевами и лентами, таскал на руках, играл в лошадку и госпожу, ездил для нее за щенком кайрана на другой конец страны. Где она теперь его Афи.…

Его Афи холодная и расчетливая вейра, давно потерянная для семьи.

— А ты не лезь, — уже холоднее бросила мать Берну. — Налазился уже. Идем, Дафна, завтра мы отбудем в столицу и окончательно сговоримся с Вархами.

Оставшись в кабинете один, Берн устало опустился в кресло.

В голове вспыхнуло одно из самых счастливых воспоминаний. Они с Риш и тогда еще совсем маленькими детьми поехали на пикник. В Вальтарте были не приняты пикники. Это же так глупо — сидеть на траве, есть остывшую еду и смотреть на деревья и озеро. А Риш вынудила его сесть и смотреть, и он смотрел, пока грудь не начало печь от невыносимого счастья. Он получил любимую женщину, сильных детей и артефакторику. Он хотел остаться жить внутри этого мгновения.

Но теперь он сидит на полностью разоренном производстве. Его дети разлетелись из гнезда непослушными птичками, а жена исчезла из его жизни, как короткий прекрасный сон.

Ничего не осталось.

Домой он возвращался глубоко за полночь, и тем удивительнее было обнаружить зареванную супругу на крыльце.

Та сидела прямо на каменной кладке в помятом платье и сгорбившись смотрела в темноту.

В груди поднялось привычное раздражение, но Берн так же привычно его подавил. Но имитировать доброту и понимание он тоже не захотел.

— Завтра выезжаем в столицу, — сказал ровно. — Иди выспись. Если устроишь очередную истерику, оставлю тебя дома и уеду один.

Он прошел мимо застывшей Талье и уже открыл дверь, когда услышал:

— Я беременна.

Берн окаменел. В груди обмякло и противно задрожало, словно внутри твердой оболочки он был целиком составлен из желе. Он с трудом остановил себя от желания уточнить, не показалось ли ей. Мало ли.

Он выпустил ручку двери и опустился на каменные ступени рядом с Талье.

— Сделай аборт, жена, — сказал глухо. — Мне не нужно это дитя.

Сердце гулко стучало в груди.

Ещё не все потеряно, еще не все потеряно, еще-не-все-по-те-ря-но — стучало сердце. Он разведется и вернет Риш. Он вновь будет счастлив. Еще не поздно отыграть назад.

Риш ведь.… простит?

Талье повернула к нему белеющее в темноте лицо. Драконье зрение выхватило синеву под глазами, исхудавшие, по-птичьи острые плечики и горе. Такое откровенное, жаркое горе, что Берн все сразу и навсегда понял. Не любила она его никогда. И замуж за него шла не по любви. Он, наверное, совсем идиот, если не увидел этого раньше. С чего бы будущей графине, сидящей на столичном золоте, любить женатого немолодого вейра, у которого даже дракона нет?