Книга Поместье для брошенной жены, страница 20 – Екатерина Белова

Ага. И я. Ну а что? Император мужчина видный, триста лет, а все как мальчик по юбкам бегает. Семнадцать наяр завел, одна другой краше, ну так и я не уродина.

Так, что-то не вяжется в идеальной картинке моего будущего…

А, вспомнила.

— Император уже женат, — заметила благочестиво, но Сальме отмахнулась:

— Стала бы я тебе сватать старого греховодника. Я про сына его.

Хотя настроение у меня было еще хуже, чем непогода за окном, я усмехнулась. Сальме была неподражаема, потому мы и поладили.

Что касается императорского сына… Точнее, сыновей, если быть объективной.

Местный бомонд замучился считать императорских детишек, поскольку каждый год кто-то рождался, а кто-то умирал. Семнадцать наяр травили наследников, императрицу, прислугу, доверенных лиц и друг друга, и делали это мастерски. Всякий раз выходило, что виноват несчастный случай, а только погребальные костры в столице жгли все чаще, а лекарь, говорят, умаялся лечить венценосных.

Вейра Арнош высоко сидела, имела связи с императорской семьей, но так шутить было опасно даже для нее.

— В общем, послушай старуху, требуй деньги сразу, иначе не выплатит.

— Не называй себя старухой.

Сальме неприменимо мотнула головой.

— Старуха и есть, и жизненный опыт поболе твоего будет на сто с лишним годков. Слушай умную вейру.

Сальме, мой друг, потеряла дракона тридцать лет назад в схватке с перевертышами. Она осталась жива, но лишенная драконьей регенерации, здоровья и красоты, с каждым годом становилась все больше человеком. Кожа потемнела, потускнели глаза, стала болеть спина и колени, появился лишний вес. Рядом с цветущим крепким мужем она смотрелась его матерью. Но я восхищалась ими. Вейр Арнош, которого, почуяв слабину его супруги, взялись обхаживать местные молоденький вейры, не оставил жену. Взгляда на другую не бросил.

Это ли не любовь?

А я ведь думала, у меня будет также.

И ничего подобного. У меня еще и спина болеть не начала, и пятен возрастных нет, а на выход уже попросили.

— А дети как? Неужто отказались от тебя?

В груди привычно дернулось и затихла невидимая и больше неощутимая боль. А что дети? Семнадцать и шестнадцать лет. Погодки, банда, драконий клин. Маленький пока клин, из двух человек, но уже зубастый и хвостатый, и когти во — в полруки.

— Останутся с отцом, — откинувшись в сквише, закрыла глаза.

Но даже так знала, что Сальме давит взглядом, пытаясь вытащить на белый свет мои простоватые сельские мыслишки.

— А если завтра в мой дом придет Берн, — ее голос ставил тише, глуше. — Встанет на колени и будет просить вернуться, простишь?

Любая нормальная женщина сказала бы «нет», даже та, которая еще как вернется и еще как простит. Возможно, и я бы сказала — вынуждено, спроси меня об этом в кругу титулованных, полезных в артефакторике лиц. Но здесь была только Сальме, и я не стала лгать.

— Не знаю.

Мой долг довести детей до порога магического совершеннолетия, до которого остались считанные годы. Возможно, уже совсем скоро мой сын разбудит своего дракона, а за ним последует и Дафна. В такие дни юные драконы с трудом соображают, ввязываясь в магические поединки, хвалясь силой, ведутся на провокации, вступают в союзы с порченными семьями, купившись на красоту их юных наследников и наследниц.

От падения в бездну их держит либо сила воли, либо родительский жесткий контроль. А чем будет занят в эти дни Берн, гонимый желанием обрести собственного дракона с юной любовницей?