Книга Поместье для брошенной жены, страница 37 – Екатерина Белова

Что я старуха, бесталанна, уродлива и скоро стану Пустой. И что Фрейза на самом деле от меня тошнит, как и всех в округе. Он просто хотел закрыть травму юности, уложив меня в кровать.

Я стояла окаменев. Видела только оскаленный рот, сжатые в багровые кулаки руки. Наверное, что-то похожее чувствует языческий идол, которому предъявляют за неурожай и мужа-алкоголика. Его бьют, в него кидают мусор, обливают ненавистью и ядом, а тот даже руку поднять в силах, чтобы вытереть плевок.

Сердце превратилось в одну сплошную рану, искра внутри, еще утром чадящая, надеющаяся на что-то, окончательно погасла.

Оправдываться? Полагаю, бессмысленно. Меня уже судили и распяли, осталось просто.… прожить этот день.

Молча обошла Берна и поднялась к храму, оставив его за спиной, уже заткнувшегося, тяжело дышащего и сжимающего руки.

Меня ожидал молодой храмовник, бесстрастно взирающий на нашу ссору. Темные глаза изучали мою вуаль, и я вдруг поняла, что он видит сквозь ткань дрожащие губы, горохом падающие слезы.

— Прошу, вейра, — он жестом показал путь к алтарю. — Я поведу.

Обычно храмовники не общались с мирянами. Многие из них слыли жесткими и непримиримыми людьми, никогда не вмешивающимися в драконьи конфликты. Но мне попался еще не зачерствевший.

Мы застыли у алтаря, пока расфокусированный слух не распознал шаги Берна, идущего следом.

Муж встал рядом, и я всем телом ощутила, как его взгляд прожигает вуалетку.

— Поднимите руки над алтарем.

Заторможенно вытянула руку рядом с лапищей Берна. Мелькнула запоздалая мысль, что раньше эти руки могли утешать и гладить, а сегодня хотели меня убить. Он ведь сжимал кулаки. Хотел ударить, хотел причинить боль.

— Я, Берн Кайш, расторгаю… — агрессивно начал было муж.

— Говорить вслух необязательно, вейр Кайш, — нудно прервал его храмовник. — Боги не слепые. Им доступны наши мысли и желания. Метка исчезнет сразу, как вы сформулируете запрос.

Так просто? Тогда….

«Великая мать-драконица, разведи меня с этим мужчиной».

Метка пропала раньше, чем я успела додумать мысль. Сквозь ту самую шоковую заморозку пробилось что-то вроде слабого удивления, и тут же пропало.

Перевела взгляд на Берна, но с его запястья брачная метка уходила долго, по завитку и, судя по собравшемуся на лбу поту, уходила с болью. Словно не богиня ее стирала, как лазер наживую.

«Позаботься обо мне», — подумала привычно, мельком взглянув на статую.

Я говорила это восемнадцать лет подряд. Ходить в храм, просить мать-драконицу о помощи и защите советовали с той секунды, как я попала в Вальтарту. И я ходила. Просила. Хоть бы кто услышал. Я не надеялась и на этот раз, ум просто рефлекторно воспроизвел завязшую на зубах присказку-молитву.

Произнесла и автоматически отступила от алтаря, когда меня прошило густой колючей дрожью, как если бы я была куском ткани, легшим под игольчатый пресс. Тело обняло теплом. Место, где когда-то была брачная метка, прожгло острой болью до кости.

Несколько секунд я стояла не в силах двинуться с места, не в силах даже дернуться от боли в руке, а после невидимая сила отступила. Вяло качнувшись, я сложила руки в прощальном жесте перед храмовником и потащилась к выходу. Его острый внимательный взгляд сверлил мне спину.

Нехило меня прополаскало разводной магией. Вряд ли мне богиня ответила, просто у Берна метка уходила с болью, а меня потрепало драконьей силой. Я попала в Вальтарту совсем юной, и полностью поверила в магию, драконов и удивительные зелья, поэтому знала, как может подействовать магия.