Книга Эмма. Безумная жена, страница 66 – Сандра Хартли

Пришлось навалиться на женщину, чтобы вырваться из-под её тяжёлого тела и отползти.

— Что ты делаешь? Ты хоть понимаешь, что ты делаешь⁈ — прошептала я, отползая дальше по коридору.

Но не тут-то было.

Франческа после родов стала еще крупнее, но с неестественной для тучной дамы прытью поднялась, схватила мою ногу и потянула за собой, как пёс добычу.

— Я хотела по-хорошему. Давала тебе шанс тихо сойти с ума от предательства жениха. Давала шанс тихо отравиться, чтобы не пускать мужа в плавание. Но нет, ты всегда всё делаешь наперекор. С самого детства, — цедила она сквозь зубы.

Оттягивая меня обратно к комнате, она периодически срывала мои руки с перил, за которые я отчаянно цеплялась. Я скользила по полу, оставляя на паркете следы от ногтей, и всё же уступала — шаг за шагом, сантиметр за сантиметром.

— Перестань, ты безумна, — прошептала я, всё-таки оказавшись внутри.

Франческа захлопнула дверь и уставилась на меня с ледяным, недобрым выражением.

— О нет, я очень даже умна, Эмма, — наконец ответила она на мою реплику.

Будто подтверждая свои слова, женщина толкнула меня ногой, вынуждая лечь на пол.

После вонючей тряпки в коридоре мысли рассыпались, словно кто-то выдернул нить, державшую их вместе. Комната раскачивалась, как палуба в шторм, а я, каждый раз пытаясь подняться, снова валялась на боку, будто пьяная. Здраво мыслить не удавалось — мир превратился в размытую, дрожащую маску, за которой скрывалась Франческа.

— Что ты сделала со мной? За что? — спросила я у роющейся в своей сумке Франчески.

— Это не я. Это всё ты и твоя мать-шлюха, — выплюнула она. — Если бы не вы, я могла бы быть с ним счастлива. Но нет! Ей нужно было вертеть хвостом перед моим женихом, а потом забеременеть, как последняя потаскуха. И что в итоге? — она резко развернулась, держа в руках большой бутыль.

Я узнала его: он часто стоял на её столике в гостиной. Кажется, это средство рекомендовала жена губернатора — чтобы лучше спать.

Пока я пыталась понять, что задумала женщина, которую я всю жизнь звала матерью, она продолжала изрыгать свое безумство:

— Вместо того чтобы выгнать эту девку с нагулянным ребёнком, он тайно на ней женился! А отец, — рявкнула Франческа, — Он всегда любил её больше. Он принял её! Готов был признать бастарда! Она всё испортила, жалкая шлюха! — В голосе Франчески плескалась такая ярость, что даже дыхание перехватывало. — И ты заплатишь!

Она с яростью откупорила крышку бутыля.

Голова нещадно болела, перед глазами всё плыло. Я попыталась встать, но силы уходили так же быстро, как вода сквозь пальцы.

Кажется, достав бутыль, женщина слегка успокоилась и перестала метаться по комнате. Надеясь, что безумие на этом иссякло, попыталась достучаться до неё:

— О какой матери ты говоришь? О какой невесте? Я не понимаю… пожалуйста, — протянула руку.

Франческа зло оттолкнула меня и горько рассмеялась.

— О Филиппе! — выплюнула она.

Имя, будто эхо, прозвучало в голове. Я уже слышала его — кажется, Итан однажды упоминал его… Но всё равно ничего не понимала.

— Я не знаю никакого Филиппа… мама, пожалуйста. Я беременна. Мне плохо, — хрипло просипела, едва удерживая слезы.

Признание только подзадорило Франческу. Глаза опасно сверкнули, на губах растянулся хищный оскал, лицо исказилось до неузнаваемости. Следом раздался смех — громкий, резкий, безумный. Смех человека, стоящего в шаге от страшной ошибки.