Книга Эмма. Безумная жена, страница 74 – Сандра Хартли

— Ну что ты, папа… Я думаю, Филиппа тобой бы гордилась. Ты сделал то, на что не всякая мать способна. Я никогда не чувствовала себя одинокой. Только любимой и защищенной. Ты даже добыл мне самого лучшего мужа, хотя мог давно выдать за богатого старика и укрепить свое положение в Саванне. Или вовсе — за богатого итальянца и получить контракты, о которых можно только мечтать.

— И чуть не потерял тебя из-за того, что сразу не заметил неладное. Следовало давно отправить ее в лечебницу, ещё когда понял, что до вас с Люсиль ей нет никакого дела, — сказал отец, и его руки внезапно сжались в кулаки.

От воспоминаний о Франческе я напряглась и вздохнула.

— Я не хочу это обсуждать, — холодно ответила.

Она не была мне матерью — и это новость. Но всё же была роднёй.

Отстранившись, я погладила живот. Большая удача, что безумная женщина не стала выжидать лучшего момента. Страшно представить, что, узнав о беременности, свою злобу она могла обрушить на моего ребёнка.

— Прости, дочка, — наконец спохватился отец. — Тебе нельзя волноваться, а я совсем растрогался.

Он утер скатившуюся слезу и натянул кривую улыбку.

— Пойдём, я провожу тебя в комнату. Уже поздно, — привстав, мужчина приобнял меня за талию и вывел из кабинета.

Сопротивляться сил не было. Этот день вымотал до последней капли.

Непонятно, почему отец решил раскрыть мне правду именно сегодня. Вероятно, надеялся, что, отвлекаясь на задушевную беседу, мне будет проще пережить разлуку с мужем.

Отчасти он не ошибся, но — только отчасти.

Узнав, что Франческа не была мне родной, я не испытала ничего, кроме странного облегчения. Наверное, проще знать, что тебя любила та, кого ты никогда не знала, чем жить с мыслью, что собственная мать тебя ненавидит.

С раннего детства мы с Люсиль привыкли, что вместо заботливой матушки у нас — миссис Нортон. И, возможно, не могли воспринимать её иначе.

Теперь я лучше понимала отца — его чрезмерную заботу, его внимание. Он пытался дать мне то, что, как ему казалось, когда-то отобрал.

Но была ли в смерти моей настоящей матери его вина?.. Вряд ли. Он просто слишком её любил и не мог смириться с тем, что оказался бессилен.

Погрузившись в раздумья, я добрела до комнаты, пожелала отцу доброй ночи и нырнула во тьму.

Только сейчас, оказавшись в пустой спальне, я остро ощутила, что Итана нет дома.

Темнота давила. Кровать казалась неуместно огромной, чужой. И внутри вдруг всё сжалось — щемящая тоска по мужу, по его рукам, голосу, дыханию.

Ночь, казалось, будет куда тяжелее, чем день.

Но я надеялась, что привыкну.

Прошёл месяц, а я так и не привыкла засыпать и просыпаться в одиночестве.

Прикроватный столик оброс бутылками — горькие травы, едкие капли, настои с тяжёлым запахом, всё, что хоть немного помогало погрузиться в забытье. До тех пор, пока доктор Моррис не наложил запрет.

Вредно для ребёнка — и точка.

Несколько ночей я ворочалась в постели, сверялась со стрелками на часах и вела внутренние переговоры с совестью. А потом… сдалась и смирилась. Нашла себе занятие, чтобы не сойти с ума от тоски и бессонницы.

Я бродила по особняку, как привидение в белом халате, и пугала кормилицу Роланда. Каждый раз женщина ахала, крестилась и уносилась прочь. А я улыбалась — впервые за день.

Жестоко? Возможно. Но я не виновата, что ей тоже не спится и что ей лень носить с собой лампу.