Книга Первая кудесница Империи, страница 72 – Колин Ви

В голове всплыл интересный факт: Котя — это Екатерина Долгорукова, любовь всей жизни Императора Александра II. И тут во мне что-то дрогнуло: а как же его жена, о которой он недавно упоминал? Липкий страх скользнул по позвоночнику, будто предупреждая о великой тайне, в которую мне предстоит влезть.

— Екатерина Михайловна, — обратился к ней мой генерал, тем самым подтверждая мои догадки, — я помню вашу просьбу, и надеюсь, Полина Константиновна нам не откажет. Поверьте, как только появится свободное время…

— Ах, это ваше время никогда не наступает… — мягко пожурила она мужчину.

Дмитрий почтительно кивнул фаворитке и внимательно посмотрел на меня. Я заметила немой вопрос в его холодных глазах, но сознательно его проигнорировала, чем, кажется, вызвала раздражение.

Мы приступили к завтраку. Честно сказать, еда не лезла во мне — я сидела, как на иголках. Мой дар мигал тревожным красным, предупреждая: что-то грядет.

— Ешьте, дитя, — ласково подтолкнула меня Долгорукова. — Вы почти прозрачная.

Лакей по её знаку услужливо наполнил мою тарелку. Опять!

— Представьте моё удивление, — продолжала она, — когда после стольких недель просьб о встрече с вами, император устраивает завтрак с десятками политиков и военных! И вы, такая хрупкая, сидите здесь — посреди всех придворных интриг… но все еще не можем спокойно поговорить?

— И я здесь… — тихо повторила я.

Улавливая детали краем глаза, я всё яснее ощущала: что-то вокруг идёт совсем не так.

А может это просто страх перед неизвестностью? Сомневаюсь что даже бывшая Полина завтракала с Императором.

Пообещала себе потом подсчитать сумму всех статусов за этим столом, а пока решила просто наслаждаться моментом.

— …потому что ни одна мать не сможет понять моих переживаний за собственного ребёнка! — закончила душещипательный монолог маменька как раз в тот момент, когда я окончательно сдалась под уговоры Екатерины Долгоруковой и согласилась принять приглашения на вечерний чай в приватной обстановке.

К сожалению я застала только концовку той тирады, что произносила мама Полины, с пылающими щеками и подрагивающим подбородком. От её вида — и от одобрительно поддакивающих политиков вокруг — у меня, кажется, самой затрясся подбородок. В политике я не сильна, аот не успею оглянутся как меня замуж выдадут.

Меня не покидало чувство, что что-то важное ускользнуло. Об этом говорили и побелевшие скулы генерала, и его взгляд, сверкавший, как молния.

Я открылась чужим эмоциям — резко, будто распахнула дверь в сквозняк. Это бывало не всегда, но сейчас всё сработало чётко: все присутствующие дружно обернулись ко мне, и их чувства хлынули потоком. От кого-то веяло сдержанным презрением, от других — насмешкой, почти злорадством. И только у троих я уловила искреннее тепло: у императора, у Долгоруковой… и, как ни странно, у Дмитрия Львовича — но там, помимо волнения, таилось нечто глубже.

— Ты права, моя дорогая! Незамужней девушке нечего разгуливать по чужим домам под покровом ночи. Благо на страже нашей империи стоят сильные и умные мужчины! — вторил маменьке папенька, неуклюже похлопывая ее по плечу.

У меня от возмущения запылали щёки. Да как он смеет?! Сам же отправил меня к генералу — от страха, что император заинтересуется внезапными переменами в его дочери! А теперь что? Жених нарисовался? Уж очень, наверное, выгодный?