Книга Разрушение кокона, страница 237 – Тан Ци

Княжна задумалась на мгновение, затем скинула обувь и, забравшись на кровать, протянула руку, чтобы проверить, не вспотел ли генерал. Она коснулась его лба – испарина не выступила, но лоб был холодным. Это могло быть признаком воздействия нехорошей среды. Однако Ли Сян, ухаживая за пьяным Чжу Цзинем, рассказывала ей, что некоторых людей, выпивших слишком много, после того как хмель отступает, может начать знобить и в таких случаях нужно пить имбирный чай, чтобы согреться.

Чэн Юй не могла понять, было ли это воздействие холода или просто озноб после вина, поэтому приложила руку к его щеке. Она была такой же холодной, как и лоб. Ее пальцы естественным образом переместились к его шее. Когда девушка попыталась прощупать его пульс у воротника, ее запястье внезапно схватили.

Мир вокруг закружился, и когда Чэн Юй пришла в себя, то поняла, что Лянь Сун, оказывается, уже проснулся и, держа ее за правую руку, прижал княжну к кровати.

Даже когда они находились так близко друг к другу в этом темном углу кровати, Чэн Юй не могла разглядеть выражение его лица. Она лишь чувствовала прикосновение его прохладной руки на запястье, давление его внушительного тела и теплое дыхание, медленно приближающееся к ней.

От него пахло вином, но не сильно. Вместо этого аромат белого агарового дерева, исходящий от его рукавов, внезапно усилился, окутывая ее, отчего у нее немедленно закружилась голова. Хотя Чэн Юй не понимала, что происходит, она по наитию хотела что-то сказать, но Лянь Сун свободной рукой внезапно коснулся ее горла, и его прохладные пальцы так там и замерли.

Княжна не знала, от чрезмерного удивления или напряжения, но ей вдруг отказал голос.

Она ошеломленно смотрела на третьего принца, но в полумраке покоев ничего не могла рассмотреть.

Лянь Сун на самом деле не спал.

Хотя вокруг кровати и правда царила тьма, он отчетливо видел каждое ее движение с того момента, как девушка запрыгнула в покои. Он слышал ее тихие попытки привлечь его внимание, но не отвечал, лишь молча наблюдал за ней, стоящей у окна.

Чэн Юй, должно быть, вымылась и надела ночную рубашку из тонкого шелка с вышитыми бабочками, а ее длинные волосы, собранные днем в узел, теперь были распущены и ниспадали шелковой тканью, черные и блестящие. Генерал никогда не замечал, что у нее такие длинные волосы. Они лежали поверх ночной рубашки, застегивающейся на двенадцать тканевых пуговиц от воротника до подола. Ворот слегка распахнулся, обнажая изящные ключицы.

Длинные черные волосы, слегка нахмуренные брови, белая ночная рубашка, вышитые серебряными нитями бабочки, что, казалось, готовы были взлететь.

Мужчина смотрел на нее в темноте и не мог отвести взгляд.

Он знал, что сейчас неподходящее время для встречи с ней. Ни за миг до того, как он осознал свои чувства к ней, ни сейчас он не должен был ее видеть. Ему требовалось многое обдумать, и он еще этого не сделал. И если она останется в этой темной комнате еще хоть на мгновение, он вообще лишится способности мыслить.

Лянь Сун знал, зачем она пришла. Он думал, что, если притворится спящим, княжна уйдет. Но когда он увидел, как она торопливо подошла к его кровати, без колебаний сняла обувь и забралась к нему, то на мгновение потерял связь с действительностью.

Когда девушка босиком взобралась на его кровать, светлая ткань ее ночной рубашки слегка приподнялась, обнажив еще более белую голень. Эта белизна, такая ослепительная и совершенная, резанула ему глаза, причиняя боль. Он никогда не обращал такого внимания на тело женщины, еще и с подобными мыслями. Лянь Сун понял, что действительно пьян. Не в силах больше смотреть на нее, он закрыл глаза.