Книга Десять ли персиковых цветков, страница 240 – Тан Ци

«Первый сердцеед» ответил пытливому племяннику:

– Со смертными женщинами мне свести знакомство не довелось, но я слышал одну замечательную присказку: «Старая мамаша-дрофа любит деньги, а ее прелестницы-птички – красавчиков»^[158]. Ни одна юная девушка не устоит перед красивым мужчиной. Пройдись невзначай мимо нее, улыбнись, и растопишь даже каменное сердце.

Е Хуа, отпив чая, промолчал.

«Первый сердцеед» продолжил:

– Издревле красавицы обожали героев. Почему бы тебе не сотворить чудовище и не выпустить его в горах, чтобы оно хорошенько попугало там твою красавицу? Когда она от ужаса дышать перестанет, в самый последний момент явишься ты с мечом наперевес и отважно сразишься со зверем. Герой спасет красавицу, и у нее не останется другого выбора, кроме как отдать тебе всю себя.

Е Хуа, подняв чашу к глазам, негромко сказал:

– Как-нибудь на досуге я помогу вам сотворить чудище, чтобы попугать бессмертную Чэн Юй. Конечно, обычный зверь ее не проймет, нам нужно чудище посильнее, чтобы оно смогло ее победить. И вот когда она от ужаса дышать перестанет, в самый последний момент явитесь вы и спасете ее. Тогда она от переизбытка благодарности тут же вам и отдастся.

«Первый сердцеед» делано рассмеялся, взмахнул веером и с беспомощным вздохом заметил:

– Ловить на красоту – ниже твоего достоинства, а план «Герой спасает красавицу» ты отвергаешь потому, что боишься, как бы у твоей красавицы сердце не разорвалось от страха. Тогда остается только сделать наоборот: задействовать план «Страдания плоти». Изрежь себя клинками и ляг у ее дверей. Она не сможет спокойно смотреть, как у нее на пороге умирает человек, и точно попытается тебя спасти. Тогда, после того как раны заживут, ты вцепишься в нее, словно клещ, назовешься и рабом, и слугой, чтобы отплатить за «спасение жизни». Разве сможет она тебе противостоять?

Чаша со звоном опустилась на стол. По мнению Е Хуа, план был идеальным. Для воплощения этого плана ему даже не нужно было по-настоящему резать себя клинками: у небожителей имелись заклинания для отвода глаз.

Едва покончив с чаепитием, Е Хуа призвал благовещее облако и устремился вниз. На этот раз он накрыл гору Цзюньцзи в мире смертных несколькими слоями магического барьера, скрыв ее от глаз и ушей Небес. Приземлившись неподалеку от соломенной хижины Сусу, Е Хуа сложил мудру и, припомнив раны, полученные при вознесении, воспроизвел на себе те кровавые подтеки.

Уловка и впрямь сработала. Когда Сусу распахнула хлипкую дверь и увидела окровавленного мужчину на пороге, она до смерти перепугалась и тут же втащила его внутрь. Останавливать кровь она умела скверно. Лежа на боку на ее кровати, Е Хуа с удовлетворением наблюдал, как Сусу судорожно возится с травами. Девушка была так напугана, что, пока она наносила лекарство, руки у нее ходили ходуном. Большая часть снадобья пролилась на пол, а половина оставшегося – Е Хуа на одежду. Жалкие капли, все же попавшие на раны, кажется, угодили туда по чистой случайности.

При взгляде на белое, словно мел, лицо Сусу, на ее слегка сжатые губы в груди Е Хуа потеплело. В нем шевельнулось что-то похожее на совесть. Когда девушка отвернулась за новой порцией снадобья, он шевельнул пальцем, и раны на его теле, повинуясь этому движению, быстро затянулись. Сусу, закончив с приготовлением снадобья, обернулась к нему. Увидев чуть ли не у нее на глазах заживавшие раны, девушка остолбенела. Ее ошарашенный вид показался Е Хуа очаровательным.