Книга Записки у изголовья. Книга 2, страница 176 – Тан Ци

Если она хотела его порадовать, почему подписывалась чужим именем, почему не оставила под посланием свое собственное?

Он задыхался, чуть ли не впервые в жизни не находя нужных слов, а она смеялась.

– Может, я сказала правду, а может, солгала. Может, я тебя люблю, а может, просто дразню.

Когда она сказала, что любит его, она слегка наклонила голову и на ее лице появилось то невинное выражение, которого он давно не видел. До того как она произнесла слово «люблю», он даже не подозревал, что семена дерева Четырех времен года, которые он похоронил глубоко в своем сердце и которые никак не могли прорасти, – любовь. И когда она произнесла эти слова, их действие было сравнимо с тем, что с долго закрытого короба сорвали все печати и то, что было в нем заперто, вырвалось наружу.

Почему он долго и упрямо совершенствовался? Почему хотел спасти ее? Почему она единственная, кто появлялась в его самых сокровенных снах?

Он еще ни о чем не успел подумать, как уже ворвался в каменный магический строй, спасая ее от зверя цюаньинь. Когда он обнял ее и они вдвоем вырвались из силового поля, она прошептала ему на ухо:

– Ты любишь меня, Шэнь Е.

Он держал ее в своих объятиях и видел, что ее глаза горят таким же ярким блеском, совсем как в ту лунную ночь, когда в детстве он учил ее произносить ее имя.

– Е… Е… Лань.

Она дважды перепутала схожие по звучанию слоги. Возможно, эта путаница была предвестником.

Он был обречен полюбить ее. На самом деле, он никогда не переставал ее желать.

* * *

Следующие два года можно было назвать хорошими. Он пересадил несколько деревьев Четырех времен года во двор Ранней весны. Летом половина из них зацвела, а половина принесла плоды. Аланьжэ задумчиво стояла под усыпанным фруктами деревом.

– В змеиной яме тоже росло дерево Четырех времен года. Я постоянно ела его плоды в детстве. Я слышала, раньше там не было этого дерева, но оно пустило корни за одну ночь и принесло плоды. Должно быть, небеса сжалились надо мной.

Тогда она не могла вырваться из ловушки ядовитых туманов, она и впрямь обо всем позабыла. Но тут нечего и говорить, подумал он. Сейчас все уже достаточно хорошо.

Иногда она ставила под те деревья плетеную из лоз лежанку, чтобы насладиться прохладой лунной ночи. Однажды он вышел из мастерской, где создавал зеркало, и увидел ее в далеком пятне лунного, похожего на иней, света. Она устроилась на плетеной лежанке и, кажется, крепко спала в тени огромной кроны дерева Четырех времен года. Сборник стихов выскользнул у нее из рук.

Больше всего он любил смотреть на нее спящую. Даже когда его сердце переполняли тревоги, достаточно было увидеть ее умиротворенное спящее лицо, и он вмиг обо всем забывал. Она все еще была рядом с ним.

По лежанке разметались опавшие белые цветы. Он наклонился и долго смотрел на нее, затем поднял один цветок и вложил в ее волосы. Провел пальцами по волосам у нее на висках, затем скользнул по ее бровям, переносице и губам. Он впервые прикрепил цветок к ее волосам тоже под деревом Четырех времен года. Этим очень личным движением он будто исполнял данное обещание: у тебя все еще есть я, Аланьжэ, меня будет достаточно.

Спустя время он наклонился и поцеловал ее в лоб. Она не проснулась.

Но потом все пошло наперекосяк.

* * *

Якобы желая проверить, как идут успехи в изготовлении зеркала, госпожа Цинхуа прибыла в имение Аланьжэ, чтобы поговорить с Шэнь Е. В мастерской подобный маске макияж госпожи Цинхуа отразился в части двустороннего зеркала в его руке. Женщина негромко сказала: