Книга Записки у изголовья. Книга 2, страница 216 – Тан Ци

– Это… это правда Верховный владыка Дун Хуа? Сам владыка во плоти?

Несчастный так разволновался, что сжал руки в кулаки.

– И впрямь… и впрямь не зря занимал место заранее!

Цинцю издревле не рассылал на свои церемонии приглашений. Тех, кто нашел желание и время прийти, привечали как гостей; тех, кто не нашел ни желания, ни времени, не принуждали. Так в Цинцю вели дела. Тем не менее все еще можно было с высокой вероятностью предположить, кто и по какому случаю явится.

Но почему на церемонию Цинцю явился сам Верховный владыка Дун Хуа? Глава Цинцю, Верховный владыка Бай Чжи, тоже хотел бы знать. Он спросил у своего друга, высшего бога Чжэ Яня – самого осведомленного в мире сплетника. Но даже Чжэ Янь выглядел сбитым с толку и ничего не понимал.

Сидевший рядом с Е Хуа принц Лянь Сун печально вздохнул и с затаенной обидой спросил у племянника:

– Скажи, и почему они не хотят спросить меня?

Принц Е Хуа поднес чашку ко рту и выгнул бровь.

– Слышал, Цянь-Цянь говорила, что Чэн Юй больше всего в жизни ненавидит сплетников.

Лянь Сун немедленно оправил полы одежды и принял скромный и серьезный вид.

– О, я лишь хотел протянуть руку помощи. Но смотри, похоже, моя рука уже никому не нужна.

Припозднившаяся Бай Цянь прибыла с Колобочком и с явным недоверием спросила у них:

– О чем вы двое говорили?

Лянь Сун сладко улыбнулся.

– Е Хуа очень старался вообразить, как вы в тот год выглядели.

Бай Цянь мимоходом глотнула чаю, чтобы промочить горло, затем посмотрела в толпу юных бессмертных девушек, не сводящих с Е Хуа блестящих глаз, и медленно сказала:

– Ну, тогда я была несколько моложе тебя сейчас, но даже я не хвасталась так очевидно, как некоторые.

Колобочек тут же с притворно умудренным видом повторил за матерью:

– Ай-я, отец, вы и правда хвастаетесь, ужас как хвастаетесь, ужасный ужас.

Лянь Сун приподнял брови и рассмеялся.

– Из десяти ли цветущих персиков^[59] каждому из вас достанется по половинке. По-моему, вы отлично друг с другом сочетаетесь – каждому по доле заслуженного внимания, ни к чему упрекать друг друга.

Е Хуа хладнокровно уточнил:

– А дяде когда-нибудь случайно не доставалась половинка десяти ли персиковых цветов Чэн Юй?

Лянь Сун принужденно рассмеялся.

– Кого бы я сегодня ни поддразнил, все норовят меня обидеть… Не стоило вовсе открывать сегодня рот.

Солнце пробивалось сквозь облака, окутывая все на горе Тантин золотистым светом, позволяя в подробностях рассмотреть поднимавшиеся над ней благовещие испарения, лишь усиливавшие чувство запредельности происходящего. Когда зазвучала негромкая музыка, на террасе, прекрасной, как заря, встающая меж клубящихся облаков, возник магический строй, состоящий из десяти бессмертных с мечами в руках. Они явились удостовериться, достоин ли клинок сокрытия в священной горе.

Иначе говоря, Фэнцзю требовалось пройти магический строй с недавно выкованным мечом Согласия. Если пройдет строй, то поднимется по травяной лестнице в сотню ступеней и сможет запечатать клинок внутри священной горы. Если не пройдет, что ж, останется только провести гадание, чтобы определить дату следующей церемонии Сокрытия оружия через сто лет. Однако тогда не только сотня лет, потраченных на создание меча, была бы потеряна впустую, Фэнцзю потеряла бы большее – лицо. Вот почему Лянь Сун предположил, что сегодня Фэнцзю предстоит поволноваться. Причина, по которой эта церемония была такой величественной и, пожалуй, даже более важной, чем свадьба нового правителя, заключалась в том, что она проверяла нового правителя на прочность.