Книга Прядильщица Снов, страница 146 – Тория Кардело

Она произнесла последнее слово почти нежно, с болезненной лаской, словно прощала все эти годы пренебрежения, все эти дни и ночи, когда она чувствовала себя одинокой, ненужной, некрасивой.

Не дожидаясь ответа, Полина развернулась и выскочила на балкон, захлопнув за собой дверь. Она успела услышать мамино раздражённое: «Вот видишь, что я говорила? Очередная истерика!», прежде чем звуки из кухни заглушил шум дождя.

Порыв холодного ветра ударил в лицо, принося с собой запах мокрого асфальта, сырости и дыма — специфический аромат Зимнеградска в октябре. Дождь усилился, превращаясь в настоящий ливень, капли больно ударяли по коже, забирались за воротник халата, заставляя Полину дрожать от холода.

Но это было почти приятно — чувствовать хоть что-то, кроме пустоты и голода. Полина подставила лицо дождю, запрокинув голову к низкому, затянутому тучами небу. Вода смешивалась со слезами, смывала остатки косметики, которую она не успела стереть перед ссорой.

И вдруг, неожиданно для самой себя, Полина начала смеяться. Сначала тихо, почти беззвучно, потом громче, громче, пока смех не превратился в неконтролируемый истерический хохот. Она смеялась, запрокинув голову, чувствуя, как капли дождя попадают в открытый рот, смешиваются со слюной, как мокрые волосы липнут к лицу, как тонкая ткань халата промокает насквозь и облепляет тело.

Этот звук — отчаянный, надломленный, совершенно безумный — разносился над двором, отражаясь от стен соседних домов. Если бы кто-то услышал, то решил бы, что на балконе стоит сумасшедшая. И, может быть, оказался прав.

Пузырёк с таблетками оттягивал карман халата, создавая ощущение тяжести, напоминая о своём присутствии. Одно решение — и всё закончится. Вся эта боль, весь этот кошмар, всё это невыносимое существование в ненавистном теле и слишком ярком, слишком громком и требовательном мире. Одно решение — и она переместится туда, где всегда мечтала жить, избавиться от ненавистного тела. Пройдёт трансформацию.

И в этот момент, стоя на балконе под проливным дождём, смеясь, как безумная, с пузырьком смертельных таблеток в кармане, Полина впервые за долгие месяцы почувствовала что-то похожее на умиротворение.

Иногда Але нравилось погружаться в историю. Прикасаться к чему-то древнему, вечному и неизменному. В отличие от непредсказуемого настоящего, прошлое казалось надёжным и безопасным.

И она с искренним интересом готовила доклад по истории России о Древней Руси и эпохе князя Владимира, вчитываясь в книги, словно искала там особый смысл и для собственной жизни.

И с таким же неподдельным, липким ужасом ждала очередного часа позора — выступления, пусть и всего лишь перед своим классом. Еще с начальной школы Аля знала этот сценарий наизусть — сколько раз она стояла у доски, чувствовала себя голой и беззащитной, краем уха улавливала шёпот и смешки! А потом запиралась в туалетной кабинке и глотала слёзы, мечтая стать невидимой, или, хуже того, не сдерживала рыдания прямо во время выступления, как это произошло на недавнем конкурсе.

Но не сегодня.

Сегодня ее не покидала странная, почти невесомая лёгкость. Ладони оставались сухими, колени не дрожали, а сердце билось ровно и спокойно, как метроном. Тревога растворилась, уступив место отстраненному спокойствию, будто всё происходило с кем-то другим, а она лишь наблюдала со стороны.