Книга Прядильщица Снов, страница 191 – Тория Кардело

— Не трогай меня! Ты все испортил! Ты разрушил мой единственный шанс!

— Аля, послушай меня, — голос Романа стал мягче, в нём прозвучали новые, но в то же время болезненно знакомые нотки, заставившие Алю на мгновение замереть. — Это не шанс. Это ловушка.

— Ложь! — Аля топнула ногой, словно капризный ребенок, чувствуя, как от этого движения трясётся ненавистный жир. — Ты просто завидуешь! Все вы завидуете, потому что я нашла путь туда, а вы — нет!

— Аля, — в этом вздохе было столько усталости, словно он нёс на своих плечах весь мир. — Ты хочешь навсегда остаться на Ткани Снов, так? В воображаемой реальности, фантазии?

— Да! — выкрикнула Аля, отталкивая его и отходя ближе к краю моста; бетон под ногами стал скользким от начинающегося дождя. — Да, потому что здесь у меня нет жизни! Здесь я страшная, жирная, ни на что не способная! Здесь я заслуживаю только ненависти и насмешек! Ты не понимаешь, каково это — ненавидеть себя каждую секунду, каждый миг! Каждый раз, когда видишь свое отражение! Каждый раз, когда надеваешь одежду, которая все равно сидит как на корове! Каждый раз, когда слышишь шепот за спиной!

Она снова побежала к краю, крича:

— Я хочу к Ноктюрну! Я люблю Ноктюрна!

Роман догнал ее в два шага, схватил за плечи и развернул к себе. Его лицо оказалось совсем близко, он посмотрел ей в глаза с отчаянной решимостью.

— Ноктюрн — это я. Только не здесь.

Аля замерла, а потом рассмеялась — истерично, со слезами и нотками паники.

— Хватит издеваться! — она снова попыталась вырваться, но пальцы Романа держали её крепко, как стальные обручи. — Ты не можешь быть Ноктюрном! Он добрый, понимающий, заботливый, а ты — просто эгоистичный придурок! Издеваешься надо мной! Так же, как они! Уходи!

Ледяной ветер хлестал по лицу, трепал волосы, забирался под одежду, но Аля не чувствовала холода — только жгучая обида и гнев разливались внутри расплавленной лавой.

— Я не издеваюсь, — В глазах Романа промелькнуло что-то тёмное, болезненное. — Смотри.

Он засучил рукав пиджака и рубашки чёткими, уверенными движениями, будто раскрывал давнюю тайну. Обнажилось бледное запястье с выступающими голубоватыми венами под тонкой кожей. На внутренней стороне руки тускло мерцал полустертый рисунок — контуры нот и созвездий, выполненные синими и зелёными красками, которые светились изнутри даже в неярком осеннем свете.

Аля ошеломленно замерла. Время будто остановилось. Окружающий мир — мост, река, облетающие деревья — всё растворилось, осталось только это запястье с мерцающим рисунком. Она нанесла это прямо на Ноктюрна на Ткани Снов несколько дней назад, когда они остались наедине в роскошной дворцовой комнате с камином. Тогда они рисовали лунными красками друг на друге, но на теле Али в реальном мире не осталось и следа.

— Это… это… — Аля протянула дрожащую руку, осторожно, будто боялась, что рисунок исчезнет от прикосновения, растает, как утренний туман. Пальцы скользнули по коже Романа — теплой, живой, реальной. Рисунок не исчез. Под пальцами она чувствовала биение пульса, ощущала слегка шероховатую текстуру кожи.

— Это твоя работа, — подтвердил Роман. Его голос теперь звучал иначе, с теми самыми интонациями, которые она так любила в Ноктюрне — мягкими, обволакивающими. — Ты нарисовала его мне несколько дней назад.