Книга Прядильщица Снов, страница 215 – Тория Кардело

И в этом аду, в агонии боли и страха, Роман вдруг увидел её — Агату, но не в облике своей матери. Перед ним предстала мерцающая фигура с бездонными глазами, в которых отражались все кошмары мира.

— Ты хотел, чтобы я умерла, — её голос стал многоголосым хором, звучащим в унисон. — Но я не могу умереть, Роман. Я не живу в твоём понимании этого слова. Я — часть Ткани Снов. Я существовала до тебя и буду существовать после. А вот ты…

Она протянула руку, состоящую из чистого пламени, и коснулась его лица. Роман ожидал боли, но вместо этого почувствовал холод. Мертвенный, могильный холод проникал костей.

— Ты хрупок, — продолжила она. — Как и все люди. Как и твоя мать. Как и твоя… подруга.

При упоминании Али новая волна страха захлестнула его. Хуже, чем физическая боль, хуже, чем собственный страх — осознание, что он подверг опасности того, кто дорог ему.

— Не трогайте её, — прохрипел Роман сквозь дым, наполняющий лёгкие. — Она ничего не сделала.

— Как трогательно, — Агата наклонилась ближе; на её лицо, состоящее из огня, было невыносимо смотреть. — Но, к сожалению, не тебе решать, кого я трогаю, а кого нет. Ты привёл меня в этот мир.

Огонь поднялся к его груди, охватывая сердце, и боль достигла абсолюта. Не осталось ничего, кроме агонии и ужаса. Он больше не мог кричать — голос исчез, лёгкие отказывались работать. Темнота надвигалась со всех сторон, но даже в ней не было спасения.

— Это лишь предупреждение, — голос Агаты прозвучал тише. — Будь осторожнее со своими желаниями, Роман.

Но в момент абсолютного ужаса, когда огонь уже почти полностью поглотил его, что-то произошло. Вспышка осознания, яркая и болезненная, как сам огонь. Он вдруг понял, что этот кошмар ему странно знаком. Не просто знаком — он уже был здесь раньше. Много раз.

В течение последних лет, будучи сновидцем, Роман иногда попадал в этот огненный ад. Сначала эпизодически, потом всё чаще. Жар, боль, удушающий страх — всё повторялось с пугающей точностью. При этом он знал, что не умрёт, а лишь будет мучиться, гореть в жарком пламени, как в аду, но останется жить. В этом месте он никогда не умирал.

Потому что это не только его кошмар.

Это был их общий кошмар. И она вытаскивала его из него, но боялась не успеть.

Роман всмотрелся в огненный силуэт Агаты, и сквозь пламя, сквозь нечеловеческую маску внезапно проступило что-то ещё. В глазах, которые он считал бездонными колодцами зла, мелькнуло… сомнение? Страх? Сожаление?

И тогда пришло озарение: Агата не просто пугала его. Она боялась сама. Боялась того, что могла сделать с ним. Того, что её сущность — древняя, нечеловеческая — требовала от неё. И боролась с этим.

Кошмар, в котором она сжигала его заживо, снился не только ему — он снился и ей. Сценарий, который она отчаянно не хотела воплощать.

— Вы боитесь, — прохрипел он сквозь пламя. — Боитесь того, что можете сделать со мной. Того, что от вас требует Ткань Снов.

Пламя на мгновение застыло. В огненных глазах Агаты что-то дрогнуло, изменилось. Маска неземного хладнокровия соскользнула, и Роман увидел… растерянность. Почти человеческую.

— Ты ничего не понимаешь, — её голос прозвучал иначе. Не потусторонний хор, а почти… почти голос его матери. — Я не могу… не должна…

— Но вы чувствуете, — настаивал он, цепляясь за это прозрение, как утопающий за соломинку. — Что-то материнское. Что-то… человеческое.