Книга Обольщение, страница 57 – Лера Виннер

В конце концов, помимо разговора с герцогом Керном, — с любым из них, — он ещё кое-что мне пообещал.

Хотя… ведь и это тоже выполнять был не обязан.

Монтейн тут же повернулся, взял меня за затылок и поцеловал так, что захватило дух — медленно, глубоко и обезоруживающе.

Я потянулась к нему, не думая, немного неловко обняла за шею, и только в этот момент поверила, что он никуда не делся.

Хотя, казалось бы, когда только успела так сильно привязаться к нему?

Когда дыхание закончилось, барон медленно облизнул губы, а потом опять уставился на огонь.

Он как будто собирался с силами и подбирал слова, чтобы сообщить мне о чём-то, что способно меня разочаровать, но мне, вопреки доводам разума, было спокойно.

После такого поцелуя в самом деле не жаль стало даже умереть.

А ведь в моём случае можно было поспорить, что хуже: жизнь или смерть.

В прошлом мне изредка доводилось слышать рассказы об ужасах брака. Точно так же, изредка, деревенские девушки рассказывали мне о своей любви. О том, как весь мир для них менялся, и краски становились ярче, и чудилось, что невозможно станет жить без одного конкретного человека… Даже если этот человек не питал к ним взаимности.

Я никогда не готовила для них приворотных смесей.

Как я узнала впоследствии, этим тайком от меня занималась мать. Делала отвары, либо по воле своей, через свою, — теперь мою, — силу, заставляла уступить тех парней.

А ещё я никогда не верила в такие рассказы. В то, что какой-то мужчина сможет затмить для меня всех и вся, заставить иначе смотреть на жизнь.

— У меня… был кое-кто. Девушка, которую я очень любил.

Когда Монтейн заговорил, я вздрогнула — не то от неожиданности, не то потому что его голос звучал даже не глухо. Обречённо.

— Она была дочерью графа. Его земли не так далеко отсюда. Он по сей день богат, знатен, обласкан королём. Мой же род обеднел, и я не мог надеяться жениться на ней. Я слишком сильно ей не соответствовал.

Он умолк, пошевелил палкой дрова, а я предпочла убрать руки, не касаться его, не мешать.

Монтейн кивнул даже слишком резко, но с очевидной благодарностью.

Ему больно было об этом вспоминать, и боль эту выдавал даже не голос, а его спокойствие. Мертвенное, невозмутимое, застывшее лицо.

В благодарность за то, как он слушал меня вчера, мне очень хотелось сделать для него хоть что-нибудь хорошее, и я спросила чуть слышно:

— А она? Она тоже тебя любила?

На мой взгляд, обратное было просто невозможно. Его трудно было не полюбить.

Вот только я никогда не была дочерью графа.

— Да, — Вильгельм кивнул. — Она тоже меня любила. Когда её отец узнал о нашей связи и начал опасаться последствий, он стал её запирать. Я забирался к ней на балкон, и мы разговаривали часами до рассвета.

Он улыбнулся этим воспоминаниям, и я, улыбнулась вместе с ним, потому что и это тоже с лёгкостью могла себе представить.

Как бы барон Монтейн ни судил себя сам, он всё же был настоящим рыцарем. Тем самым рыцарем из сказаний, отважным и благородным человеком чести. Проводя с дамой сердца ночи напролёт, он наверняка не смел касаться её так, как касался меня. Хотя она наверняка была очень красивой — обычная, ничем не примечательная девушка едва ли могла запасть ему в душу. Он заслуживал самого лучшего. Во всём.

Теперь, когда я знала о том, что он пережил нищету и унижение когда-то, объяснимым становилось и его отношение к деньгам, и дурацкая сцена в трактире, когда я хотела расплатиться с ним за комнату, начинала казаться ещё более глупой.