Книга Обольщение, страница 58 – Лера Виннер

Наверное, стоило предложить ему остановиться. Не говорить о том, что было для него тяжело, но, как знать, ведь мне стало легче, когда я сказала о том, что меня мучило, вслух.

Тем временем Монтейн пошевелил дрова снова, хотя необходимости в этом не было.

— Когда пришло время, граф выбрал для неё жениха. Богатого, знатного, уважаемого человека. Он оказался молод и очень красив. Дурная репутация только добавляла ему очарования, многие женщины теряли из-за него голову и стыд.

Он снова умолк, словно поймал себя на том, что говорит лишнее, а я спросила о том, о чём спрашивать была не должна:

— И твоя любимая тоже?

Барон едва заметно вздрогнул и посмотрел на меня так, словно успел забыть о моём присутствии, а потом покачал головой:

— Я не знаю. Мне так и не хватило смелости узнать. У меня не было денег на побег. По правде сказать, у меня вообще ничего не было, кроме лошади и шпаги. Но и просто смотреть на то, как её отдают другому, я тоже не мог. Поэтому я пошёл к её отцу. Умолял его дать мне ещё один год на то, чтобы добиться возможности просить её руки. Он велел мне больше и не показываться ему на глаза.

— А она? Разве она его об этом не просила? — я перебила его достаточно бесцеремонно, хотя и чуть слышно.

Отчего-то мне казалось, что я могу это понять — что должна испытывать девица, которую отдают замуж за чужого ей мужчину, да ещё и отрывая от любимого.

А ещё я была уверена, что обязана дать ему хотя бы самую крошечную передышку. Раз уж я нечаянно, но разбередила настолько глубокие раны.

— Господина графа бесполезно просить, если он уверился в том, что знает лучше, — Вильгельм хмыкнул и, сцепив пальцы в замок, свесил руки между поднятыми коленями. — Я поехал к её жениху. К тому моменту он успел уже однажды овдоветь, мне казалось, что он поймёт. При всей неоднозначности его репутации, в благородстве по отношению к женщинам ему никогда не отказывали. Я просил его отказаться от помолвки. Нёс какую-то чушь о чести и милосердии. Он предложил мне встать на колени. Чтобы он согласился подумать. Я встал. Он ответил мне «нет».

Монтейн замолчал, во второй — или в миллионный? — раз переживая это унижение, а я почувствовала, как обожгло не только лицо, но и спину, и грудь. Дышать стало тяжело, а сердце заколотилось так быстро, словно это сделали не с ним, а со мной.

Каким бы бесчувственным мерзавцем ни был тот человек, поступать так с Вильгельмом…

В душе́ клокотали негодование, ненависть и запоздалый абсурдный страх, и нужно было срочно что-то сказать или сделать, чтобы справиться с этим.

— Как честный человек, ты уехал и больше не приближался к чужой жене? Поэтому ты постоянно странствуешь?

Я сама поразилась тому, сколько спокойствия, почти равнодушия прозвучало в моём голосе. Так можно говорить, лишь когда боли становится так много, что на неё уже не остаётся сил.

Прежде я так не умела.

Барон непонятно хмыкнул, качая головой, а после посмотрел на меня.

— Она умерла. Меньше, чем через год после свадьбы, — он замялся, очевидно решая, стоит ли продолжать, но всё-таки закончил. — Вскоре после того, как сумела зачать.

— Чёрт побери! — я приложила ладонь ко лбу, вроде бы отводя с лица волосы, а на деле пряча лицо.

Даже в такой момент он раздумывал, стоит ли затрагивать болезненную для меня тему.