Книга Сиротка для врага. Огонь и Тьма, страница 6 – Ульяна Чертовских

Не знаю, как одно связано с другим, но мой кулон, единственная ниточка, связывающая меня с прошлым, с родителями, о которых я ничего не помню, тоже начал меняться. Это была изящная фигурка рыси, отлитая из тусклого серебра, с гравировкой, имитирующей шерсть. Но главной его тайной всегда были глаза — два крошечных, отполированных до зеркального блеска янтарных камешка, которые казались живыми. И вот, когда моё зрение пронзило ночную тьму, эти камни загорелись. Не ярко, а приглушённо, как тлеющие угольки, будто в их глубине проснулась дремлющая сила.

В тот же момент я заметила перемены в собственном отражении. Мои глаза, всегда бывшие обычными золотисто-карими, стали цвета тёплого мёда и солнечного камня — точь-в-точь как у той самой рыси. А в моменты, когда мной овладевал гнев, в их глубине вспыхивали крошечные огненные искры, пугающие и завораживающие одновременно.

Однако перемены коснулись не только внешности. Во мне пробудилось что-то чужое, дикое. Я стала замечать, как по малейшему поводу во мне вскипает раздражение, а на привычные насмешки и тычки сверстников я теперь реагировала с внезапной, острой агрессией, едва успевая сдерживать порыв броситься в драку. А потом появились сны.

Они были настолько яркими, красочными и осязаемыми, что граница между явью и грёзами начала расплываться. В этих снах я оказывалась в другом мире — мире изумрудных лугов, древних лесов и воздуха, напоённого ароматом диких трав. Там я чувствовала себя на своём месте — уютно, спокойно и невероятно комфортно, как будто вернулась домой после долгой разлуки.

Иногда мне снились женщина и мужчина в роскошных одеяниях, расшитых причудливыми узорами, не похожими ни на что из того, что я видела в реальности. Рядом с ними резвилась маленькая девочка с роскошными локонами цвета спелого мёда. Я с болезненной уверенностью чувствовала, что она — это я. Они были семьёй — маленькой, светлой и безмерно счастливой. Отец, могучий и ласковый, подхватывал дочку на руки и кружил, а она визжала от восторга и страха, вцепившись в его плечи. Мать же чаще стояла в стороне, и её глаза, полные бездонной печали и нежности, смотрели на меня с такой любовью, что это тепло заполняло всё моё существо, согревая изнутри. Просыпаясь, я часто обнаруживала на щеках слезы — горькие слёзы по той жизни, которой у меня никогда не было.

Я окончательно ушла в себя, отгородившись от всего мира. Единственным спасением стал рисунок. Я рисовала сутками, как одержимая, покрывая листы призрачными пейзажами из своих снов, глазами той женщины и фигуркой рыси с горящими глазами.

Прошлой ночью мне приснилась она. Рысь. Гордая и величественная, она стояла на опушке леса, залитой лунным светом, и вся её поза выражала собранное, напряжённое ожидание. Её уши, увенчанные роскошными кисточками, вздрагивали, улавливая каждый шорох, а на самых кончиках этих кисточек вспыхивали и гасли крошечные искорки — точь-в-точь как в моих глазах во время приступов ярости. Внезапно кошка сорвалась с места и помчалась в чащу с такой стремительностью, что захватывало дух. Но в этот раз я не наблюдала за ней со стороны. Я сама и была ею. Это не она, а я чувствовала, как упругие мышцы играют под кожей, как воздух свистит в ушах, а земля пружинит от лап. Это я с невероятной, опьяняющей скоростью неслась сквозь лес, легко лавируя между стволами, и каждый мускул, каждое чувство было обострено до предела. Это было упоительное, дикое, всепоглощающее ощущение мощи и абсолютной свободы.