Книга Хризолит и Бирюза, страница 197 – Мария Озера

Фонари мягко светились сквозь вихрь снежинок, создавая иллюзию хрупких узоров в воздухе. Мороз был свеж и остёр, словно глоток крепкого напитка. Облака опустились так низко, что казалось — они вот-вот коснутся крыш. Люди неохотно покидали дома, ночь наступила раньше обычного и укрыла Империю тяжёлым покрывалом. Аллеи Верхнего города зажглись уютным светом фонарей, а звёзды скрылись. Только растущий месяц с бледным холодным сиянием напоминал старый альбом, где каждое пятно карминовых чернил хранит свою историю.

Для бала я выбрала тёмно-фиолетовое платье, лёгкое и воздушное. Верх с глубоким декольте, а низ — пышная юбка из фатина и шелка, струившаяся по полу. Длинные прозрачные рукава расходились мягким клёшем у ладоней. Тонкая серебряная цепочка с крошечными бриллиантами опоясывала меня от чокера на шее до талии, словно сеть из света. Волнистые волосы я оставила распущенными, прикрыв ими открытую спину, хотя стоило бы и продемонстрировать её двору. Платье не было ярким, но на фоне светлых стен дворцового зала казалось, что я — тёмное пятно, чётко вырисовывающееся среди светлой роскоши.

Агнесс снова выбрала голубое — цвет, идеально подчёркивавший её глаза. Её наряд был проще: рукава-фонарики, плотный корсет, подчёркивающий линию груди, и гладкая многослойная юбка. Мы завили её каштановые прямые волосы в мягкие кудри, закрепили их голубым бантом на затылке. Когда-нибудь на этом месте будет покоиться корона, а её голос будет направлять Империю, словно корабль в бурю.

Когда Агнесс спускалась по лестнице во всём этом великолепии, мне показалось, что Лоренц едва не уронил скупую отцовскую слезу.

В машине я вновь ощутила дискомфорт. Лоренц, заметив это, взял меня за руку и крепко держал до самого дворца. Авария оставила во мне след куда глубже, чем я предполагала.

Днём я старалась гнать эти мысли прочь, но ночи наполняли кошмары: снова и снова я видела, как вонзаю шпильку в тело насильника, а брызги крови окрашивают платье и лицо в алый цвет. Как дрожат руки от осознания — если не сделаю этого, утро для меня не наступит.

Лоренц понимал многое, но никогда не расспрашивал. Он терпеливо ждал того дня, когда я сама решусь рассказать о той ночи, которая изменила меня навсегда.

На душе скреблись кошки от предстоящей встречи с Ниваром, который, разумеется, тоже был приглашён на этот вечер. Каждая отражающая поверхность стала для меня судейской трибуной: я то и дело проверяла, не выбилась ли прядь волос, не смазалась ли помада, словно тщательная подготовка могла хоть как-то защитить от его пристального взгляда. Это было не столько осознанное желание, сколько каприз моего подсознания — предосторожность перед встречей с человеком, который мог поколебать весь мой тщательно выстроенный образ.

Мы оставили появление наследницы на десерт — Агнесс должна была появиться к полуночи, и именно тогда её официально представят двору. Это решение далось не сразу: за ним стояли часы бурных споров и все же совет отца Лоренца «не бояться ничего». От судьбы не убежишь, так зачем тянуть?

Церемониймейстер протянул голос, громко возгласив наши имена, и тяжелые створки зала медленно распахнулись, впуская нас в ослепительный свет люстр. Как и прежде, я оставалась лишь тенью графа, лишённой собственного титула. Когда-то это не задевало мою гордость, но теперь, зная, чьей дочерью я являюсь на самом деле, сердце отзывалось болью и тайной жаждой справедливости — за все те дни, проведённые среди грязи и холода трущоб, где моё имя значило не больше пылинки под сапогами.