Книга Хризолит и Бирюза, страница 339 – Мария Озера

— Я не отпущу тебя, — тихо сказал он, и эти слова стали моим якорем. Внутри меня зрела надежда, но вместе с ней — тревога. Я понимала: несмотря на все преграды, я готова идти вперёд, куда бы нас ни унесло это чувство.

— Иден, я…

— Я знаю, что у тебя с Ниваром непростые отношения, — голос его стал глухим, а прикосновение щекой к моему лицу было почти болезненным. — Я вижу, как он смотрит на тебя. Не как брат на сестру. И ты на него — тоже.

Сердце забилось сильнее, как пойманная птица. Я отвела взгляд, чувствуя, будто кто-то сорвал с нас с Ниваром тонкую вуаль, под которой мы прятали тайну. Слова Идена сделали это чувство реальным, осязаемым, опасным.

— Эта любовь никуда вас не приведёт, Офелия, — его пальцы погрузились в мои волосы, а затем он опустил голову мне на плечо. — Я буду ждать тебя вечность. Но есть вещи, у которых есть срок.

Его голос проникал в меня, как холодный ветер этой зимней ночи, оставляя ледяной след. Воспоминания о Ниваре обрушились потоком — его смех, искренние взгляды, прикосновения, которые я пыталась забыть. Всё, что связывало нас, ожило вновь.

— Но разве можно просто перестать чувствовать? — осторожно прошептала я, глядя в глаза Идена, чувствуя, как голос готов сломаться от кома в горле.

В его взгляде было понимание — тяжёлое, взрослое, но и грусть человека, который заранее знает ответ. Чувства не всегда подконтрольны.

— Ты должна задуматься о будущем, Офелия. Ты — княжна империи Ренарн, — тихо сказал он, чуть отстраняясь. Его рука больше не касалась моих волос, и это мгновенно стало ощутимым, как пустота. — Нивар не сможет дать тебе того, в чём ты нуждаешься. Ты можешь хоть тысячу раз убеждать всех и себя в обратном, но меня не надо.

Я знала, что он прав, но сердце болело от противоречий. Что делать, когда два мира сливаются в один, но один из них неизбежно рушится? Я меньше всего хотела терять Нивара.

Чёрт бы побрал ту нашу первую встречу, когда мы ещё не знали, кем друг другу являемся. Я знала: не все выборы ведут к счастью. Но, возможно, именно этот путь — единственный, который способен привести меня к самоуничтожению.

От водоворота мыслей, поднявшихся в голове, меня снова охватила та самая неприятная тошнота, подступившая к самому горлу. Осознав, что на этот раз дело не ограничится лёгким позывом, я осторожно выбралась из‑под тяжести одеяла и горячих рук Идена. С трудом поднявшись, почти на ощупь дошла до ванной — всего несколько шагов, и обед с чаем и мандаринами уже оказался снаружи.

Иден среагировал мгновенно: почти бесшумно последовал за мной, как будто заранее знал, что произойдёт. Мне стало мучительно стыдно за картину, развернувшуюся перед принцем Северной страны. Но, когда он собрал мои волосы в ладонь, не дав им запачкаться, я вдруг ясно почувствовала — это не тот человек, перед которым стоит стыдиться слабости.

— Есть вещи, у которых есть срок, — мягко повторил Иден, когда я, наконец, оторвалась от холодного фаянса и, пошатываясь, вытерла рот тыльной стороной ладони.

Я сжалась, поморщившись от бури внутри себя, но затем подняла распахнутые глаза на него.

До меня наконец-то дошел смысл слов Дмидена Герцверда.

Я не могла сомкнуть глаз всю ночь после того, как Иден ушёл из моих покоев, оставив меня под собственными ошарашенными взглядами. С каждым ударом часов ожидание тянулось, как нитка, и, когда стрелки показали восемь утра, я поспешно надела первое попавшееся повседневное платье. Ноги сами повели меня в больничное крыло.