Книга Нелюбимая жена-попаданка для герцога, страница 29 – Ульяна Соболева

Я положила ладонь на лоб. Вскипело. Почти сорок. Дыхание частое, хриплое, в груди — влажные хрипы, кашель надрывный. Чёрт. Острый бронхит или пневмония, и, судя по дыханию, уже поздняя стадия. У него почти не было шансов.

— Принесите мне мед и миску с водой. И уберите отсюда крест с лица ребёнка. Он не поможет. А вот компресс — может помочь.

Я села на корточки над низкой кроватью, проверила лимфоузлы. Увеличены.

Сильное воспаление. И ни одной таблетки. Ни одной ампулы. Только мой мозг и то, что я могу выжать из грязного средневековья.

— Василиус, следи, чтобы мне не мешали, — пробормотала я коту. Он мяукнул утвердительно. Молодец. Хоть молчит. А то я с него шкурку спущу...не спущу конечно, но обоим нам будет несладко.

Мальчику начала сбивать жар водой. Обтирания, потом медовая вода на губы. Я знала: главное — не дать организму перегреться.

И в это время, посреди всего этого хаоса, пота, молитв и паники, у меня в голове всплыла мысль: а какого чёрта мой муж опять слинял?! Даже не сказал, куда едет.

Сколько пробудет. Какого рода проблемы. И где, простите, те самые документы по казне, о которых он «не успел поговорить»? Я в грязной деревне, с умирающим ребенком, а он снова в своих политических шатаниях.

Отлично, Райнар. Прекрасно. Только вернись — поговорим. У меня для тебя есть перечень вопросов и свежий компресс.

- Обтирайте, поите медом. Я скоро вернусь.

- То что она сказала..это богохульство! Крест не поможет — пробормотал священник и я еле удержалась чтобы не показать ему язык и не скорчить рожу.

Я вернулась в замок. Забыла о зерне. Все мысли о мальчишке...А потом всё как-то щелкнуло. Не громко, без фанфар, без молнии с небес. Просто в голове — щёлк.

Как будто кто-то аккуратно, вежливо, но настойчиво вернул на место не совсем вставленный контакт. И этот кто-то — моя профессиональная интуиция, та самая, что не подвела меня за сорок с лишним лет в медицине, и не собиралась подводить сейчас, в этом ароматном от липы, заплесневелом от истории сарае, где ребёнок хрипел, как разбитая кузнечная меха. Я поняла: антибиотика нет. Значит, придётся его сделать. Не заказать, не попросить, не выписать рецепт, а именно вырвать у природы. На слабо. На страх. На везение. И как же мне понравилась эта мысль.

Тревожная, безумная, на грани отчаяния — но до невозможности моя.

Пенициллин. Да, я не микробиолог. Да, не лаборатория. Но у меня был опыт. И память. И один яркий, прочитанный когда-то на досуге текст — о том, как Флеминг не особо планируя, обнаружил на хлебе плесень, которая стала спасением для миллионов. Плесень. РепкИнит. Та, что живёт в сырых подвалах, на гнилых яблоках, на чёрством хлебе, в трещинах между досками и в забытых тряпках. Та, что в нормальной жизни — беда, а в этой — может стать единственным оружием против смерти.

Я выпрямилась. Голова звенела от концентрации. Пульс учащён. Всё правильно.

Всё как всегда перед критическим решением. Взгляд выцепил первую подходящую жертву — юную служанку, у которой глаза были размером с луковицу, а подбородок дрожал, будто она уже представляла, как я сварю её с ромашкой.

— Ты! — указала я пальцем, — Бегом в пекарню. Скажи, чтобы отдали самый старый чёрный хлеб, весь, что есть. Только не выбрось по дороге, даже если дурно пахнет. Мне нужен подвал. Там сырость? Отлично. Я велю тебе оставить хлеб там, плотно укрыть мешковиной. Да, пусть будет тепло. Да, пусть будет влага. Пусть растёт, как трава после дождя!