Книга Генерал дракон моей сестры, страница 47 – Кристина Юраш

— Прости, — прошептала я в пустоту, — я не имела права даже мечтать о нём.

То, что случилось, — это просто ошибка… Я не должна была так поступать. Не должна была… Он — твой. Только твой. И так будет… навсегда.

Даже если я сгорю заживо от этого «навсегда».

Я легла спать, как будто умирая.

Не просто «легла» — упала. Как солдат, выживший после боя, но уже не верящий, что мир ещё может быть тихим.

Платье, подаренное им, всё ещё лежало в коробке — нераспакованное, будто прикосновение к нему снова вызовет те же мурашки, тот же жар, что и прикосновение его губ.

Я велела себе: «Забудь. Забудь его взгляд. Забудь его руки. Забудь, как его палец касался твоего языка, как его голос шептал: “Ты моя”».

Но тело не слушалось. Оно помнило. Оно жаждало. И стыдилось своего желания. Теперь, когда я знала вкус его губ, мне стало еще хуже. Раньше я еще могла придумать себе отговорку, что мне что-то показалось в его взгляде, что я просто себе придумала его страсть, его желание, его жажду. Но сейчас нет. Я ощутила ее. Попробовала на вкус и… пропала.

Во сне он пришёл. Не как жених сестры. Как хозяин. Обнажённый, с расправленными крыльями, с чешуёй на шее и огнём в глазах. Он не говорил. Он просто снял с меня всё — платье, стыд, прошлую жизнь — и прижал к себе, будто я — его дыхание, без которого он задохнётся.

Я проснулась с криком, сжимая простыни, с горячими щеками и пульсацией между бёдер.

И сразу же — стыд. Такой глубокий, что хотелось провалиться сквозь пол и никогда не возвращаться.

Я лежала, считая секунды, которые отмеряли старые часы. И пыталась понять, как теперь жить дальше. Да, сон немного стёр воспоминание. Казалось, что всё, что вчера происходило в здесь, в комнате, было лишь сном. И что этот поцелуй мне тоже приснился. От этой мысли мне стало чуточку легче.

Служанки вошли без стука — уже не как тогда, когда я пришла в лохмотьях, а с почтением, почти с трепетом.

Они несли тёплую воду, шёлковую рубашку, корсет и — да — то самое зелёное платье, скромное, без кружев, без блёсток. То, что говорит миру: «Я не претендую. Я — тень».

Я молчала, пока меня одевали. Мои пальцы дрожали, когда служанка застёгивала пуговицы. Сердце — тоже дрожало. Не от страха перед мужем. Не от бабушки. А от одного только мысли: «Как я посмотрю в глаза Витте после того, что случилось?»

Она — свет.

Я — пепел.

А вчера ночью я целовалась с её будущим мужем, как будто он был моим.

Как будто весь мир рухнул, и мы остались вдвоём среди руин.

— Вас ждут за завтраком, в столовой, — послышался голос Присциллы. Я кивнула, чувствуя, как меня мутит от одной мысли, что сейчас мне придётся это сделать. Посмотреть ей в глаза.

О, как же счастливы такие, как мой муж! Как же счастливы люди, у которых нет ни капли совести! Они могут смотреть в глаза после предательства, улыбаться, пряча за спиной нож или шаря рукой в чужом кармане, вытаскивая оттуда всё, что загребут. Они могут хохотать над твоей шуткой, заверять в вечной дружбе, но стоит тебе только уйти, тут же облить тебя помоями.

Я вышла в коридор. Шаги — тихие, будто я не имею права на шум. Сердце колотилось громче, чем часы на стене.

В столовой уже пахло свежим хлебом и кофе. Казалось, этот уютный запах всегда пробуждал во мне желание жить, но не сейчас.

Бабушка сидела во главе стола — прямая, как штык, с чашкой чая в руке. Однажды мы с Виттой считали, сколько кружек чая бабушка может выпить за день. И сбились на сорок восьмой.