Книга Путь кочевника, страница 15 – Владимир Кривоногов

Они долго шли молча, пока поселение оседлых не осталось позади. Когда за поворотом исчез последний часовой (он стойко выдержал взгляд Юны, но Кан заметил, как вспотело его перекошенное лицо и заходили ходуном руки), Юна заговорила:

— Ты ей понравился.

— Кому?

Юна бросила любопытный взгляд на Кана.

— Скоро узнаешь. Она точно не усидит на месте.

Кан не стал спорить. Он слышал о способности безволосых предсказывать будущее. На самом деле они не видели, что произойдет, но всегда знали, если что-то должно случиться. Кан видел в этом нечто магическое, недоступное пониманию. Расскажи он об этом, Юна бы с ним не согласилась.

Она снова посмотрела на странника, шевельнула рукой, поудобнее укладывая ладошку в теплой и шершавой руке Кана. Он держал ее руку так, точно хотел осторожно обнять. Юна чувствовала — бояться рядом с этим человеком ей нечего.

— Ты похож на лабиринт, из которого ищешь выход, — снова заговорила Юна. — Тебя нельзя разрушить или сломить, ты так же дремуч, как самые отдаленные его ущелья. Твое лицо словно сделано из глины, добытой в стенах лабиринта. Оно обожжено солнцем и закалено ветром. Оно грубое, недвижимое, но под ним еще теплится жизнь. Что это, странник? Что заставляет тебя продолжать идти? Надежда?

Кан не ответил, он и сам много раз думал об этом. Не нарочно, просто мысли текли сами собой, и в какой-то момент оказывались в одной и той же точке:

Зачем я иду вперед? Почему не остановлюсь, не осяду на перекрестке или в поселении?

И как только Кан осознавал эти мысли, его бросало в жар. Он отказывался даже от возможности таких размышлений, словно сам факт их наличия был предательством. Но кого он мог предать? Может, маму?

— Вы одиноки, — грустно добавила Юна, следя за реакцией Кана. — Вы рождаетесь и умираете в одиночестве. Неужели нельзя изменить этот цикл, вставить между крайними точками нечто, способное растопить одиночество?

Кан снова промолчал. Он знал, что девочка не ждет ответа. Она словно незаметно сеяла семена в подготовленную почву, и наблюдала, как они дают всходы.

— Твое лицо — обожженная глина, но всего несколько слез, не твоих, сделают ее податливой и мягкой. Поэтому я помогаю тебе. И еще — из-за нее. Ей не место среди нас. Она может изменить всё, если ей позволят.

— О ком ты?

— Скоро узнаешь.

Юна опять улыбнулась, показав ровные, белые и чуть больше обычного зубы.

Через минуту она переменилась. Казалось, в ее голове что-то тихонько хлопнуло, бросив пучок света на внезапно подвернувшуюся мысль.

— Ты когда-нибудь видел, как умирают странники?

Веки Кана дрогнули, точно хотели открыться шире. Лицо закаменело еще сильнее. Юна затронула запретную для странников тему.

Он медленно покачал головой.

Юна ничего не добавила. Она опять уставилась перед собой, не переставая думать. Ее открытый взгляд излучал почти различимый свет прохладного утра. В ее безволосой голове снова и снова вспыхивали и затухали мысли, будто звезды на небосклоне. Они озаряли непроглядный мрак черепной коробки, смешивались, рождали новые мысли. И так без конца. Всё это Кан осознал (с немалым удивлением для себя), бросив единственный взгляд на нее. Юна заметила это и довольно улыбнулась, точно одно из ее семян дало особенно сильный росток.

* * *

— Куда ты ведешь меня?

— В Бутылочное Горлышко. Это еще одно поселение, — ответила Юна, не поднимая взгляда. Казалось, она считала темные, острые камушки, разбросанные по дороге.