Книга Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную, страница 46 – Арина Лунная

Мысли в голове путаются, складываясь в ужасную картину.

— Моя сестра… она была так уверена, что меня убьют, что сказала об этом, не дождавшись известий? Или… — я поднимаю на него взгляд, — испугалась, что я выживу, и решила действовать на опережение? Сказать тебе, что я мертва, чтобы ты… чтобы ты даже не думал искать меня? Чтобы ты оставил меня здесь умирать на самом деле? — Кто сказал эту весть гонцу? — мои пальцы сжимают его руку еще сильнее. — Эмма? Моя сестра? Она что-то знает?

— Не знаю, — он медленно качает головой, пытаясь осмыслить весь этот ужас.

— Джонатан… Моя сестра. Она должна была все знать.

Он хмурится, отводя взгляд.

— Она что-то говорила, но я уже не слушал её. Я… я даже не видел её. Я просто сорвался с места и поскакал.

Он снова смотрит на меня, и в его глазах читается та самая уязвимость, которую я видела лишь мельком.

— Амелия, ты правда в порядке? Что случилось прошлой ночью?

Я делаю глоток чая. Он горький, обжигающий. Я смотрю на него и начинаю рассказывать. Кратко, сбивчиво. О пациенте. О тенях. О том, как они исчезли. О том, как исчез он. О имени Эммы, вырвавшемся у него в крике. Я не говорю о своей магии. Только о фактах.

Джонатан слушает, не перебивая. Его лицо становится всё мраморнее, всё холоднее. Когда я заканчиваю, он медленно поднимается.

— Твоя сестра. Она не остановится.

— Я знаю, — выдыхаю я.

— Ты не можешь оставаться здесь одна, Амелия.

— Если ты опять скажешь, что я должна уехать с тобой, то лучше уходи, — говорю я тихо, опуская глаза в чашку. — Просто уходи, Джонатан. Вернись к ней. К своей жизни. Скажи ей, чтобы она оставила меня в покое. Чтобы не беспокоила меня. Я не претендую ни на тебя, ни на титул вашего рода.

Он не двигается, но я чувствую его взгляд на себе.

— Она желает тебя так же, как и ты её, — я поднимаю на него глаза, и мой голос дрожит от нахлынувших эмоций. — Иди к ней!

Я почти кричу последние слова. Он замирает, а потом медленно, очень медленно поднимает на меня взгляд. Его глаза, как два куска зимнего льда.

— Я никогда не желал её, Амелия, — говорит он тихо, но так, что каждое слово отдаётся в тишине кухни, как удар колокола. — Никогда.

Амелия

Тишина в столовой после его слов становится оглушительной. Даже кот где-то притих. Я смотрю на него, на этого человека, который только что перевернул всё с ног на голову, и не могу издать ни звука. Слова застревают в горле колючим комом.

Сначала накатывает волна чистой, беспримесной ярости. Она знакомая, как старый друг, и гораздо проще, чем тот винегрет из эмоций, что клокочет внутри.

— Не лги мне! — вырывается у меня. Голос хриплый, сдавленный. — Я видела все собственными глазами! Видела ее довольное лицо! Видела твою растерянность! Я слышала каждое слово, которое ты тогда сказал! «Ты мне не нужна». «Ты никто». Это был твой голос, Джонатан. Или хочешь сказать, что мне показалось?

Он не отводит взгляда. Его глаза, обычно такие холодные и недоступные, сейчас полны чего-то сложного и ранимого.

— Я знаю, что ты слышала, — говорит он тихо, и каждый его звук дается с видимым усилием. — Я помню каждое свое слово в тот день, Амелия. Каждое. До последней запятой. Это… невыносимо помнить. Но ты… ты не знаешь и половины того, что было до. Что привело к этим словам.

Мои пальцы впиваются в дерево стола так, что суставы белеют.