Книга Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную, страница 50 – Арина Лунная

— Он действительно боится за тебя, деточка, — тихо, как шелест страниц, шепчет Альберт, появляясь рядом со мной в виде легкого, мерцающего свечения. — Смотри, как он замер. Он впитал в себя всю ночь, каждый ее звук. Он — щит между тобой и миром, который сам же и разрушил.

Я не отвечаю. Слова застревают в горле. Я просто стою в холодной предрассветной темноте коридора и смотрю на него. На этого гордого, надменного человека, который в один день разрушил мою жизнь, а теперь, спустя время, пытается выстроить вокруг нее неприступную стену. Который говорит о любви с болью в глазах, но окружает меня не заботой, а кольцом вооруженных людей.

Когда первые лучи солнца, робкие и холодные, начинают окрашивать восточное небо в бледно-розовые и сиреневые тона, я отхожу от окна. В груди — полный хаос из обид, сомнений, страха и этой предательской искорки чего-то, что я боялась назвать. Но в этом хаосе, как росток сквозь брусчатку, рождается крошечное, хрупкое, но твердое решение.

Я поворачиваюсь и иду на кухню. Мои шаги теперь увереннее. Я механически развожу огонь в печи, с удовольствием чувствуя тепло на замерзших пальцах. Ставлю медный чайник с водой. И когда насыпаю заварку в старый, потрескавшийся заварочный чайник, моя рука на секунду замирает. Затем я сознательно, почти ритуально, кладу в него не одну, а две щепотки чая. Вторую — за него. За того, кто стоит на холоде, охраняя мой сон, который он же и испортил.

Это не прощение. Нет. Это просто чай. Но для меня в этом жесте — целая вселенная.

Амелия

Я стою у печи и смотрю, как пар от кипятка поднимается к потолку, образуя причудливые клубы. Руки все еще дрожат, но уже не от страха, а от странного, нервного возбуждения. Заварочный чайник в моих руках кажется невероятно тяжелым. Эти две щепотки чая словно граница, которую я переступаю. Обратного пути, кажется, уже не будет.

Я слышу скрип двери за своей спиной, но не оборачиваюсь. Каждый нерв в моем теле напряжен, будто ожидает выстрела. Шаги тяжелые, усталые, и они принадлежат ему. Джонатану. Он останавливается на пороге кухни. Я чувствую его взгляд на своей спине.

— Я… не помешаю? — его голос хриплый, будто он всю ночь не произносил ни слова.

Молча разливаю чай по двум глиняным кружкам. Горячий пар щиплет кожу. Я протягиваю одну кружку ему, стараясь избегать смотреть в глаза, потому что еще не готова. Не знаю, как себя теперь вести. Все так смешалось в последнее время. Если во время побега с собственной свадьбы я была уверена, что все сделала правильно, то сейчас… в этой глуши. В этой далекой больнице, окутанной тайнами, я совершенно не знаю, что делать.

— Спасибо, — он берет кружку так осторожно, словно это хрупкий лед. Его пальцы слегка задевают мои. От этого прикосновения по спине пробегают мурашки.

Он делает глоток. Я слышу, как он обжигается, но сдерживает шипение. Глупый. Всегда такой нетерпеливый.

— Амелия, нам нужно…

— Я не хочу говорить, — перебиваю я, наконец, поворачиваясь к нему. Вижу его уставшее лицо, темные круги под глазами, следы ночной влаги на куртке. — Не сейчас. Просто… выпей свой чай.

Мы стоим в напряженном молчании, разделенные всего парой шагов, но чувствуется, будто между нами пролегает пропасть. Я смотрю в свою кружку, будто в темном чае, могу разглядеть ответы на все вопросы.