Книга Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную, страница 79 – Арина Лунная

Я опускаю взгляд на Амелию. Она смотрит на сестру, и в ее глазах нет триумфа. Есть бесконечная печаль и… понимание.

Я чувствую последний щелчок. Тихий, как падение лепестка. Где-то в подвале седьмой символ растворяется, приняв нашу общую истину.

Все семь печатей сняты.

Я обнимаю Амелию, прижимаю ее к себе, чувствуя биение ее сердца в унисон с моим. Мы сделали это. Не силой, не магией. Тем, кем мы стали друг для друга.

Серафим подходит к расплакавшейся Эмме. Его движение не резкое, а скорее уставшее.

— С ней мы разберемся, — говорит он. — Теперь уже по-другому.

Я киваю, не выпуская Амелию из объятий. Путь пройден. Я смотрю в глаза Амелии и вижу в них все, что мне нужно. Между нами больше нет прошлого, а наше настоящее только начинается. И оно принадлежит нам.

Джонатан

Тишина после бури звенящая и хрупкая, как первый лед. Я стою с Амелией на пороге больницы, и кажется, будто все звуки мира приглушились, уступив место этому хрустальному покою. Воздух все еще горчит дымом сражения, но его уже перебивает свежий, пьянящий запах влажной земли и распускающихся почек — запах жизни, которая упрямо пробивается сквозь пепел. Больница, наш дом, выстояла. Не просто устоял, а вдохнул полной грудью, и я чувствую это каждой клеткой своего существа.

Я все еще держу Амелию за руку. Ее пальцы, хрупкие, но удивительно сильные, лежат в моей ладони, и это прикосновение стало для меня якорем, точкой отсчета в новом мире.

Я чувствую под ногами не просто каменные плиты. Я чувствую те самые корни. Те тысячи невидимых нитей, что проросли сквозь меня и намертво привязали к этому месту. Не цепями долга, не магией принуждения, а добровольным, радостным выбором. Этот дом, эта женщина… Они стали моей истинной короной.

— Артефакт, — тихо произносит Амелия, и ее чистый голос возвращает меня из глубин моих мыслей.

Я поворачиваюсь к ней. Ее глаза встречаются с моими, и в них нет и тени былого страха или неуверенности. Только стальная решимость, отточенная в горниле наших испытаний. Она больше не бежит от своей судьбы. Она смотрит ей в лицо.

— Теперь, когда печати сняты, он должен быть здесь, — продолжает она, и ее взгляд скользит по стенам больницы, словно она пытается рентгеном увидеть скрытые тайны. — Мы должны его найти, пока… пока другие не опередили нас. Пока они не добрались до него. Пока мы еще можем сделать так, чтобы никто не пострадал.

Ее слова просто констатация факта, но за ними стоит вся ее суть. Она не думает о силе, о могуществе. Она думает о людях. Всегда. Это восхищает и поражает меня одновременно. Я киваю, сжимая ее пальцы чуть сильнее, пытаясь передать ей всю гамму чувств, которая бушует во мне. Гордость, трепет, готовность идти за ней хоть на край света.

— Ты права, — говорю я, и мой голос звучит глубже, чем обычно. — Тень, которая стояла за Эммой, не отступит. Она лишь затаилась.

Победа над Эммой не конец. Это лишь передышка, хрупкое затишье перед новой бурей. И мы должны использовать его с умом.

Мы спускаемся в подвал. Лестница кажется уже не такой холодной и отчужденной. Наше общее сияние, то самое сплетение белого и золотого, что сокрушило тьму, уже угасло, но его эхо все еще витает в воздухе, согревая древние камни теплом, которого они были лишены долгие годы. Я чувствую его на коже, как легкое, почти неосязаемое прикосновение.