Книга Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную, страница 80 – Арина Лунная

Книга лежит на столе, и страницы ее абсолютно чисты. Ни единого намека на семь символов, что когда-то были начертаны там. Они выполнили свою миссию. Они привели нас друг к другу.

Безмолвный и величавый Серафим следует за нами. Его молчаливое присутствие — дань уважения к пройденному пути и молчаливое обещание защиты на пути грядущем. Он наблюдает. Всегда наблюдает.

— С чего начнем? — спрашиваю я, окидывая взглядом уже знакомые полки, заставленные склянками и связками сушеных трав. Все здесь дышит ею, ее заботой, ее упорным трудом.

Амелия не отвечает сразу. Она закрывает глаза, и ее лицо становится маской безмятежной концентрации. Я чувствую, как от нее исходит легкая волна не силы в ее агрессивном проявлении, а чего-то более глубокого, слышащего. Ее дар, окрепший после снятия печатей, мягко пульсирует в пространстве, ощупывая каждую трещинку, каждый атом этого места.

— Здесь, — вдруг выдыхает она и открывает глаза.

Ее острый взгляд, устремлен на глухую каменную стену в самом дальнем углу. Там, где по всем законам логики должна быть лишь сплошная земля.

— Я… я чувствую зов, — шепчет она, и в ее голосе слышится изумление. — Как эхо. Оно доносится не от камня… а откуда-то из глубин моего сознания. Как воспоминание, которое я никогда не хранила.

Она подходит к стене и медленно, почти с благоговением, проводит ладонью по шершавой, холодной поверхности. Камень не реагирует.

— Может, нужен ключ? — предполагаю я, и в голове сами собой складываются обрывки знаний о древней магии, о ритуалах крови и наследия. — Не физический, а магический.

Амелия смотрит на свою руку, затем на меня. И в ее глазах вспыхивает та же догадка, что родилась и во мне. Это почти мистическое чувство когда два разума начинают работать в идеальном унисоне.

— Кровь, — произносим мы почти хором, и это слово звучит как заклинание.

Она без колебаний берет с полки маленькое, острое перо. Ее движения точны и выверены. Она проводит острием по подушечке своего большого пальца, а затем, не дав мне опомниться, по моей. Легкий укол, и капля алой крови выступает на коже каждого из нас. Кровь Лаврейн и кровь Риваль. Две линии, две судьбы, сплетенные воедино.

Мы одновременно прижимаем пальцы к холодному камню.

Сначала ничего. Лишь тишина, давящая своей неподвижностью. И вот… от точек соприкосновения во все стороны расходится сеть из тонких, почти невесомых золотистых линий. Они плетутся словно живые, складываясь в сложный, гипнотический узор, напоминающий то ли цветок, то ли солнце. В самом его центре появляется символ, которого не было в книге. Пылающее сердце, пронзенное молодым, упрямым ростком. Символ жизни, пробивающийся сквозь пламя испытаний.

Раздается тихий, властный щелчок, и часть стены бесшумно отъезжает в сторону, открывая узкий, темный проход в неизвестность.

Воздух, хлынувший оттуда, сухой и спертый. Пахнет вековой пылью, горькой полынью и… озоном, как после мощной грозы. Запах древней, спящей мощи.

Я делаю шаг вперед, инстинктивно прикрывая Амелию собой, и поднимаю факел. Пламя выхватывает из мрака небольшую круглую комнату, высеченную прямо в скале. И в центре, на простом каменном пьедестале лежит оно.

«Сердце Пламени».

Оно пульсирует ровным, теплым светом, отбрасывая на стены живые, танцующие блики. Это не слепящее сияние, а глубокое, внутреннее свечение, словно ты смотришь прямо в ядро живого, бьющегося сердца. Оно прекрасно, и от него исходит такая мощь, что по коже бегут мурашки.