Книга Тамара Васильевна меняет профессию!, страница 76 – Анжелика Роуз

А я... я был где-то посередине. Достаточно дисциплинированный, чтобы не вылететь из Академии, достаточно любопытный, чтобы поддерживать безумные идеи Тайры.

Катарина называла меня миротворцем — тем, кто не давал им с Тайрой окончательно разругаться, когда их споры о магической теории заходили слишком далеко.

Очень быстро между мной и Тайрой завязались романтические отношения, мы начали встречаться. И это лучшее, что могло со мною произойти: первый курс, первая любовь.

Каждое прикосновение было откровением, каждый взгляд — обещанием. Я чувствовал, что могу покорить вершины, если она будет рядом, верить в меня.

Тогда же я наконец-то получил своё воплощение, и мы ждали, когда это случится с ней.

С ней этого не могло не случиться!

Если честно, я думал, она будет первой, кто из нас троих получит фамильяра. Такая она была: способная, энергичная, талантливая, моя девочка... На практических занятиях её заклинания всегда были самыми сильными, на теоретических — её вопросы самыми глубокими. Профессора качали головами, скрывая улыбки, когда она начинала спорить о классических теоремах, предлагая собственные интерпретации.

И вот, уже все признаки указывали на то, что это вот-вот случится и с Тайрой. От неё словно волнами исходила энергия, сильная и яркая, готовая вырваться наружу. Её волосы иногда начинали светиться в темноте, а предметы вокруг неё порой перемещались без видимой причины. Классические симптомы приближающегося воплощения.

Со мной происходило что-то подобное.

Но…

Следующей была Катарина.

Мы с Тайрой были искренне рады за подругу. Мы обнимали её, поздравляли, восхищались красотой её фамильяра. Я помню, как Тайра светилась от счастья за Катарину, как её глаза блестели, когда она спрашивала, каково это — ощущать связь со своим фамильяром.

Но я видел, как что-то неуловимо изменилось.

И теперь, глядя на неё, лежащую без сознания в моём кабинете, я не мог не думать — если бы я тогда настоял, если бы заставил её поговорить, если бы увидел первые признаки надвигающейся бури...

Могли бы мы избежать всего, что произошло потом?

Тайра застонала, её ресницы дрогнули. Я замер, боясь пошевелиться, боясь спугнуть момент, когда она откроет глаза и увидит меня — настоящего меня, без маски отстранённой вежливости, которую я носил всё это время.

А потом в жизни Тайры наступила чёрная полоса. Одна сплошная и беспросветная. Как, впрочем, и в моей.

Сначала беда с её мамой. Я пытался поддержать Тайру, как мог. Сидел с ней, держал за руку, когда приходили известия, одно другого хуже. Приносил для неё еду, которую она не ела. Пытался отвлечь разговорами, которые она не слышала.

Но горе и переживания сделали её отстранённой. Она словно построила стену между собой и миром — и мной.

Что-то изменилось в ней, словно огонь внутри начал угасать. Та Тайра, которую я знал, всегда была как пламя — яркая, непредсказуемая, согревающая.

— Дай ей время, — сказала Катарина, когда я поделился с ней своим беспокойством. — Ты же знаешь Тайру — она восстановится. Возможно, ей просто нужно побыть одной.

Я послушался. И это было моей первой ошибкой.

Я отступил, дал ей пространство. Перестал навязываться с излишней заботой, с разговорами, с вопросами о том, как она себя чувствует. Думал, что так лучше. Думал, что уважаю её желание уединения. На самом деле просто боялся её боли, не знал, как с ней справиться, как помочь.