Книга Хрущевка княжны Соколовской 3, страница 30 – Полина Змееяд

– Да, конечно! Михаил Юрьевич с большим рвением поддерживает молодые таланты, зачастую – посредством нашей галереи, – директор начал кивать так активно, что мне казалось, его голова вот-вот слетит с тощей шеи. – Если желаете вложить средства в одно из наших произведений искусства, мы оформим все документы и доставку в кратчайшие сроки.

– Я подумаю, – согласилась мягко, но напор Георгия Игнатьевича уже казался подозрительным. Однако я не очень понимала, в чем дело.

– Если возникнут вопросы, обращайтесь в любое время, – директор схватил с заваленного бумагами стола визитку и сунул мне в руку.

– А могу я побеседовать с художником? – мельком оглянувшись на странные картины, поспешила спросить я, пока не оказалась за порогом, куда собеседник меня мягко, но настойчиво выталкивал.

Руководитель галереи на миг замер и слегка побледнел, но потом расправил плечи и, важно кивнув, взял другую визитку. На черном клочке картона так ярко пестрели разноцветные пятна, что номер телефона на их фоне сходу различить не удавалось. Да уж, все намекает на то, что меня ждет встреча с неординарной личностью.

– Благодарю.

Не дожидаясь, пока мягкое наступление директора галереи вынудить меня пятиться за порог, я развернулась и покинула кабинет сама. Выходя, успела краем глаза заметить отражение Анатолия Ивановича в стекле, украшавшем дверь: он резко ссутулился и дрожащими руками вытащил из кармана пиджака телефон.

Любопытно, кому это он так поспешно собрался звонить после моего визита?

Я привычно раскинула «прослушку» на кабинет, но довольно быстро сузила зону до головы одного конкретного человека, чтобы не распылять силы.

Сестрам кивнула в сторону дальнего зала, и они понуро поплелись вслед за мной, не особенно радуясь перспективе еще пол часа пялиться на сомнительные шедевры в не менее сомнительном месте.

– Соколовская приходила, расспрашивала про нашего художника, – тем временем докладывался директор галереи.

– И что? – пробасил из динамиков телефона голос незнакомого мне мужчины. Но рискну предположить, что говорил тот самый Михаил Юрьевич Морозов.

– Спрашивала, можно ли с ним встретиться, – все менее уверенно отвечал Георгий Игнатьевич.

– И ты отрываешь меня от дел по таким пустякам? – голос в трубке становился раздражительным. – Пусть себе беседует сколько захочет. Пусть напишет про его таланты в своей вшивой газетенке, если ее утонченному вкусу это угодно. Главное предупреди паренька, чтобы устроил ей представление в духе поп-арта или что там сейчас у молодежи на слуху.

– Футуризм…

– Мне плевать. Ты меня понял.

– Н-но Стрелицкий и Яринский… что если…

– Ничего. Этим идиотам не хватило ума обезопасить себя от нападок газет – это не мои проблемы.

Очередная вспышка гнева Морозова завершилась тишиной: похоже, он бросил трубку. Директор галереи вздохнул и шаркающим шагом двинулся по кабинету. Больше ничего интересного он не сказал и звонить в ближайшее время никому вроде бы не собирался, так что мы с сестрами наконец покинули так называемую галерею.

На пути до дома девочки лениво обсуждали картины, а я раздумывала о том, что встретиться с художником под предлогом интервью – неплохая идея.

Правда, добиться беседы оказалось не так то просто. На звонки это молодое дарование не отвечало, пришлось отправлять мальчишку с письмом. Он вернулся через несколько часов с ответом, в котором художник сообщал о «чрезвычайной занятости» и о том, что самое ближайшее время, на которое он может назначить встречу – следующий понедельник.