Книга Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Том 4, страница 64 – Мосян Тунсю

Заботливо заштопав прореху, как следует отжав и развесив чистое одеяние Мобэй-цзюня сушиться в комнате, Шан Цинхуа с удовлетворением заключил, что, пожалуй, произвёл хорошее впечатление.

Поэтому с наступлением вечера он, преисполнившись необъяснимой уверенности и отбросив всякое стеснение, попытался было вновь пробраться на кровать – однако не успел он поставить колено на край постели, как история повторилась: его опять скинули пинком.

На глазах сидящего на полу Шан Цинхуа выступили слёзы, и он дрожащим голосом взмолился:

– …Ваше Величество, но если вы не позволите мне лечь рядом с вами, то как же быть, если ночью вы замёрзнете, проголодаетесь, захотите пить или перевернуться на другой бок?..

– Это легко уладить, – приподнял брови Мобэй-цзюнь и повелел Шан Цинхуа разыскать верёвку.

Решение и вправду оказалось на диво простым: один конец он привязал к своему пальцу, а другой – к Шан Цинхуа…

Думаете, к пальцу?

Как бы не так – за шею!

Лёжа на полу недвижно, будто мёртвый, Шан Цинхуа предавался горестным раздумьям о том, что его чёртова доля и впрямь хуже собачьей. Одно утешение – Мобэй-цзюнь не какой-то извращенец, чтобы додуматься привязать другой конец верёвки к… своему концу. Вот это было бы воистину бесчеловечно…

С тех пор минуло лишь четыре дня, но из-за претерпеваемых Шан Цинхуа горестей каждый тянулся словно целый год, а каждая ночь оборачивалась беспрерывным кошмаром.

Но в эту полночь Шан Цинхуа спал как убитый и снова видел сны.

На сей раз ему грезилось, что он, всё ещё находясь в своём родном мире, всхлипывает перед компьютером, а рядом стоит злобный громила и держит в руках колючий огурец, похожий на волосатую лодыжку, которым с рёвом вновь и вновь хлещет Сян Тянь Да Фэйцзи по лицу:

– Всё, что ты пишешь, – нездоровая херня!

Тщетно пытаясь уклониться от орудия избиения, он силился оправдаться:

– Но я уже давно не писал ни строчки! Зачем ты так, братец Огурец!

– Тогда живо выкладывай обновление! – велел Непревзойдённый Огурец, затягивая петлю у него на шее.

Претерпевая всевозможные страдания, Шан Цинхуа с трудом вырвался из кошмарного сна, чтобы обнаружить, что верёвка и впрямь туго натянулась. Скользнувший по ней взгляд упёрся в лежащего пластом Мобэй-цзюня, который раз за разом дёргал за верёвку.

– Что угодно Вашему Величеству? – вяло пролепетал еле живой Шан Цинхуа.

Не получив ответа, он задал этот вопрос ещё дважды – и тут понял, что Мобэй-цзюнь делает это бессознательно. Похоже, ему вновь нездоровилось: не приходя в себя, он ворочался в постели и отчаянно дёргал за верёвку, словно желая выместить на ней свои мучения. При этом господин тянул с такой силой, что у несчастного Шан Цинхуа чуть глаза из орбит не вылезли.

Мобэй-цзюнь хмурился, будто негодуя, и метался на постели. На цыпочках приблизившись к кровати, Шан Цинхуа воззрился на капли пота, усеявшие чистый лоб, даже сквозь одежду чувствуя исходящий от демона жар, – и наконец понял.

Порез был совсем небольшим – с виду сущая ерунда, – но на деле всё обстояло куда серьёзнее, хоть Мобэй-цзюнь помалкивал, не давая знать о своём недомогании. Демон, повелевающий льдом, превыше всего ненавидел жару; ничего удивительного, что в разгар знойного лета он запросто мог схлопотать воспаление или нагноение.

Его почка исцелялась слишком медленно – быть может, стоило прибегнуть к какому-нибудь снадобью, чтобы помочь процессу?