Книга Фабрика воспоминаний, страница 57 – Клелия Ренуччи

Она тихо рассмеялась.

— Как ты меня назвал? Oripeaux? То есть мишура, обрывки, лохмотья?

— По-итальянски orpello. Это золото, которое сияет в твоих глазах, когда ты улыбаешься.

— Тогда ладно, но золото мишуры — это подделка реальности, тго фальшь и обман.

Джакомо мягко покачал головой.

— То, что ложно, необязательно обманчиво. К примеру, наша любовь является истинной, но обречена оставаться тайной. Она могла бы быть настоящим золотом, скрытым под покровом твоего брака. Ты — бриллиант, и когда берешь в руки смычок, твоя душа вырывается за пределы мира. Играй дальше, любовь моя.

Ориана продолжила исполнять сонату Шумана. Томность летнего вечера убаюкивала Джакомо, а заодно и Габриэля.

— Такая жара возвращает меня в детство. Помню, как смотрела в окно на прачек, которые посыпали просеянной золой белье в деревянных кадках, а затем брали ведра с кожаными ручками и лили на него кипящую воду. Горячие пары поднимались в нашу квартиру, и родители велели мне закрывать окно, боясь, как бы моя виолончель не отсырела. В дни вроде сегодняшнего я думаю об этих женщинах, которые терли белье, напевая «Маленькую китаянку» или «Белые розы», переворачивали его и полоскали по несколько раз, после чего вставали подвое и отжимали чистое белье. Их руки были распухшими, а щеки алыми. Я их обожала! Иногда аккомпанировала им на виолончели, а они посылали мне воздушные поцелуи, пританцовывая в своих хлопчатобумажных платьях, потяжелевших от пота.

Габриэль соизволил вернуться в мир живых. Выходя из своей комнаты, он столкнулся с Эдуардом, который порадовался, что познания брата в биографим Орианы углубились, однако посоветовал ему побриться и принять душ, прежде чем отправиться на набережную Конти, чтобы извиниться перед Изабель за трехдневное отсутствие.

— Работа подождет, — отмахнулся Габриэль. — У меня сегодня встреча на набережной Анжу.

Он прихватил шлем с воспоминаниями Джакомо и направился в гости. Академик в гранатовокрасной домашней куртке отворил дверь, они прошли по узкому длинному коридору — по обеим его сторонам высились стопки книг, — затем миновали большую гостиную с плотно задернутыми шторами.

Бессмертный привел Габриэля в гостиную поменьше и куда более светлую. Из-за обилия цветов на окнах, из которых открывался великолепный вид на набережную, комната напоминала оранжерею.

— Вы, значит, все не угомонитесь со своими поисками?

Габриэль удивился раздражению, прозвучавшему в этих словах.

— Я тоже безумно любил одну иллюзию, но она была литературной героиней… Матильда де Ла-Моль. Эта капризная красавица стала моим идеалом. Мне нравилось состояние влюбленности. Я создал возвышенный образ себя, готового победить Жюльена Сореля и завоевать благородное сердце Матильды. То же самое творится сейчас с вами — ничто из обычной жизни вас не трогает, вы погрязаете в своем эгоизме. Вы, Габриэль, принадлежите к числу людей вроде Фабриция дель Донго или Люсьена Левена, к которым успех приходит, когда они перестают строить из себя невесть кого и становятся теми, кто они есть на самом деле. В данный момент вы, вероятно, чувствуете себя лишним в этом беспощадном мире, этаким мыльным пузырем, который может лопнуть от дуновения ветра, но вы заблуждаетесь, поверьте мне. Ваш идеал живет в воспоминаниях, мой жил в книге… То, что все принимают за одержимость, я рассматриваю как сталкинг, колодец Нарцисса или Посейдона. Однажды вы либо упадете, либо подниметесь сильным и неустрашимым.