Книга Обещанная, страница 132 – Рина Белая

Это было настолько неожиданно, что я не смог скрыть растерянности.

— Почему ты ни разу не дала мне этого понять? Ни жестом, ни взглядом, ни словом.

Она усмехнулась и тихо повторила мои же слова, сказанные ей когда-то:

— Свяжешь свою жизнь хоть с кем-нибудь — выгоню…

Я молчал.

— Космос, — добавила она, — был для меня важнее чувств.

— Почему сейчас? — спросил я. — Почему открываешься мне теперь? Что изменилось?

Она отвела взгляд. Ее плечи чуть дрогнули, и я понял — она борется с собой. Но я не собирался отступать. Сделал шаг ближе и потребовал ответа:

— Аэл'Райя, ты выбрала путь воина. Ты выдержала все. Так почему теперь выбираешь чувства?

— Я выбрала путь воина не потому, что мечтала о славе, — сказала она тихо. — А потому, что не верила в возможность другого пути.

Я не понял. Эти слова разошлись внутри, как трещина в скале.

— Ты — дар Ис'Тайра, — сказал я. — Ты можешь выбирать любой путь. На твоей стороне сила, семья… даже сердце планеты служит тебе.

Она усмехнулась — коротко, горько.

— Если дар не приносит пользы, он превращается в ошибку.

— О чем ты, Аэл'Райя? — выдохнул я.

Она не ответила. И тогда я шагнул вперед, обхватил ее лицо ладонями и заставил смотреть мне в глаза. Кожа под пальцами была теплее, чем я ожидал, а взгляд — открытый, до боли живой.

— Что ты такое говоришь?.. — произнес я тихо и замолчал.

Пауза была важнее слов. В ней я давал ей время услышать себя. Мне же нужно было осторожно вскрыть ту рану, которую она столько циклов прятала за слоями контроля.

Я сместил ладонь и провел большим пальцем по ее шее — к месту, где под кожей бился пульс. Сначала быстрый, бесформенный, как у испуганного животного, затем — чуть ровнее, когда мое тепло проникло глубже.

Я синхронизировал ее дыхание со своим. Дыхание — это ключ. Ритм, который не обманывает.

Я смотрел ей в глаза и шаг за шагом открывал путь к ее боли:

«Назови то, чего боишься», — мысленно приказал я.

Чтобы немного упростить себе задачу, я снова изменил положение ладони — и не случайно коснулся старого шрама у шеи. При прикосновении в ее взгляде мелькнуло движение — вспышка, образ, звук, запах… — все то, что она так долго держала внутри.

Я не давил на нее грубой силой. Я ждал. Ждал, когда она сама найдет в себе силы открыться мне.

Она сжалась, дыхание сорвалось в коротком всхлипе, и я едва заметно усилил давление в мысленном посыле:

«Скажи».

Это было не приказом, а предложением выгодного обмена: я просил ее впустить меня в то пространство, которое она плотно закрывала от всех. Я предлагал ей забрать ее страх — в обмен на правду.

И она сдалась:

— Я… я не знаю, смогу ли когда-нибудь связать себя с мужчиной, как это делают женщины других рас. Во мне нет Света Жизни — того, что делает женщину способной дарить потомство. И эта мысль жжет сильнее любого поражения.

Слова сорвались, и на миг ее лицо исказилось болью — такой открытой, что я почувствовал, как внутри меня трескается броня, которую я годами выстраивал вокруг себя.

Но я заставил себя слушать, не вмешиваясь, потому что знал: молчание — это мой долг, и нарушить его я могу лишь делом.

Она продолжила:

— Поэтому я приняла такое решение. Если я не могу стать продолжением жизни, значит, стану тем, кто защищает эту жизнь. Если не могу быть матерью — значит буду воином.

Янтарные глаза, которые всегда смотрели прямо, потемнели и стали мокрыми от слез. Голос надломился:

— Если я не могу дать жизнь — я хотя бы не позволю ей угаснуть. Это было моим единственным обещанием этому миру… и самой себе, — прошептала она и замолчала.

Я стоял, не двигаясь, чувствуя, как внутри меня дрожит все, что я считал непоколебимым. Я понимал: вот он — ее настоящий страх, который она превратила в силу. Я не стал бросать пустых слов. Я предложил то, о чем думал давно и что мог дать без всяких ритуалов:

— Если связь в привычном смысле невозможна, — сказал я, — мы можем связать себя кровью.

Она тихо выдохнула:

— Я не думала об этом.

— Ты женщина, — произнес я ровно, но с неожиданной мягкостью, — и у тебя есть все необходимое, чтобы стать матерью.

Она не сдержала короткого смешка, и я продолжил:

— Если хочешь доказательств — я готов дать их здесь и сейчас. Но я знаю тебя. Знаю, какой путь ты прошла, чтобы поднять свой корабль в небо. У нас будут дети — столько, сколько пожелаешь. Но сначала ты исполнишь свою мечту. А я буду рядом.

Я видел, как где-то глубоко в ней что-то отпускает: дыхание становится ровнее, руки перестают сжимать меня так судорожно. Видел, как напряжение спадает, и как ее тело становится чем-то хрупким, живым, к чему тянется все во мне.

И тогда я позволил себе то, что так долго держал под запретом.

Наклонился и поцеловал ее.

Этот поцелуй был моим обещанием. В этот миг я перестал быть ее наставником. Я стал тем, кто охраняет ее тишину и ее страхи.

Я стал ее защитой.

Конец