Книга Смертная, страница 130 – Мария Сакрытина

Бледная до синевы Лииса мечется рядом. Крыльев у нее нет, но в воздухе она держится прекрасно. Неудивительно – бывшая‐то радуга. Дзумудзи знал, кого отправить ко мне на службу. Лииса тянет к Юнану тонкие руки, потом прижимает их то к груди, то ко рту. Живое воплощение отчаяния. Да уж, я бы тоже пришла в ужас, если б предмет моей любви вышел за окошко погулять. Слепой.

Медленно выдохнув, я щурюсь и сосредотачиваюсь. Медовая нить коконом закручивается вокруг царевича, и тот ступаетувереннее, а Лииса, прижав руки к груди, кланяется мне.

– Сорвется, – бормочет крыса. Ее черный носик дергается, рот открывается, и тонкий змеиный язычок слизывает капли благодати. Распахнув глаза, крыса смотрит на Юнана, потом на меня и выдыхает: – Ох, великая госпожа, благодарим за вашу милость!

А глазки при этом жадно блестят: мол, а мне вкусняшку?

Защитники – отражения смертных в мире духов. Защитник Юнана – крыса. Наверное, мне стоит задуматься.

С усмешкой я протягиваю руки и говорю:

– Слева от тебя перила на расстоянии шага.

Юнан вздрагивает, замирает. Я окутываю его благодатью, мысленно прошу успокоиться. Ты нужен мне, ты мне нравишься. Пожалуйста, не делай глупостей.

– Юнан, спускайся, пожалуйста. Нам надо поговорить.

Сейчас царевич кажется мне другим. И не только потому, что одет как раб и балансирует на карнизе. Просто раньше он был для меня несчастным, страдающим парнем с самооценкой ниже плинтуса и поистине царским гонором. Сейчас я вижу юношу, который родился про́клятым, но не сдался и сумел дожить до своих… Сколько ему? Восемнадцать? Девятнадцать? Как ему это удалось – при Саргоне, который помешан на собственном совершенстве? Какой бог хранил тебя, Юнан?

Помедлив, царевич все‐таки поворачивается ко мне и прыгает – неуклюже, прямо в мои объятья. Погорячилась я насчет перил на расстоянии шага. Мой шаг короче.

– Хилина? – выдыхает Юнан, лежа на мне. И тут же, невероятно меня удивляя, спрашивает: – Очень больно?

– Не очень. Но ты с меня все‐таки встань.

Он торопливо поднимается. Чуть снова не теряет равновесие, хватается за перила. Рядом уморительно скачет его крыса. М-да, даже сердиться не получается. На саму себя. Но я все равно говорю:

– Ты сдурел? Ты царевич, гимнаст или кто?!

Юнан крутит головой, напряженно вслушиваясь. Тонкие руки с паучьими пальцами скользят по перилам.

Я сглатываю, поправляю тонкое льняное платье, которое приспособила здесь под ночную сорочку.

– Пожалуйста, не делай так больше.

Юнан прижимается к перилам спиной.

– Меня заперли по твоему приказу? Что ты от меня хочешь, Хилина?

«Если он и спятил, то все же не окончательно, – с облегчением думаю я. – Раз говорит со мной, а не пытается снова сбежать».

– Не нужно пытаться меня заколдовать, – добавляет царевич. – Скажи, чего ты хочешь, я это сделаю. Моя жизнь и так в твоих руках, Хилина.Я говорил это и повторю снова. Таковы наши традиции. Не нужно во мне сомневаться.

Его крыса смотрит искоса, словно никак не может решить: упасть ниц, как и положено духу в присутствии бога, или броситься защищать своего человека. Это тоже кое-что о Юнане говорит. Например, сейчас он лжет и пытается выиграть время, а еще готов на все, лишь бы выжить. Даже напасть на страшную колдунью. Храбрый юноша.

Ты нравишься мне, царевич. Я буду полной дурой, если и впрямь ненароком заберу твое сердце. Зачем – ведь я хочу твою дружбу. Ты мне нравишься, я восхищаюсь тобой. Пусть ты и колючий – твоему защитнику превратиться бы не в крысу, а в ежа. Но, очевидно, ты скорее укусишь исподтишка, чем спрячешься от мира за броней. И это мне тоже очень нравится. Ты как Саргон – только без его самолюбия и самоуверенности. А значит, куда умнее.