Книга Яромира. Украденная княжна, страница 141 – Виктория Богачева

Яромира подняла на него вопросительный взгляд. Она даже не знала, о чем спросить первым. В голове роилось множество вопросов, но каждый причинил бы конунгу боль. И потому она вновь опустила голову и принялась смотреть на костер.

— Ты что, оробела никак? — снасмешничал Харальд.

— Ты ведаешь, где мы? — выдохнула едва слышно.

— Ведаю, — он пожал плечами. — Я сам правил к берегу. Хотел выкинуть Ивара у ближайшего поселения… Но не поспел.

Яромира проследила взглядом за тем, как он стиснул тяжелые кулаки и опустил их на свои колени.

— Он обезумел, — прошептала она, с трудом сглотнув. — Повязал твоих людей, пока те не могли ходить; сговорился против тебя с такими же безумцами… И ради чего? Неужто он так сильно желал власти? Желал стать конунгом подобно тебе?

Харальд окинул ее долгим, задумчивым взглядом.

— Да, — отозвался он после долгого молчания. — Ивара погубило его вожделение.

Ночью Яромире приснился сон.

Она оказалась в неведомом месте, но было ей там тепло и спокойно. Она не мерзла и не голодала, и не болела ушибленная голова, и сорванная спина, и натруженные руки. И она ничего и никого не боялась, потому что чувствовала рядом с собой его. Он дарил ей ощущение покоя, и она тянулась к нему, словно глупый мотылек на пламя свечи, но совсем не страшилась обжечься, потому что знала, что он никогда ее не обидит. Во сне кто-то гладил ее по щеке. И сперва она мыслила, что ей показалось: настолько невесомым, осторожным и мягким было прикосновение.

Так не могут касаться загрубевшие руки воина, привыкшего держать меч и разить врагов.

Но кто-то все же погладил ее по щеке.Затем на мгновение, лишь на краткое мгновение, мимолетно провел ладонью по растрепанным волосам, заправил за ухо выбившиеся из косы пряди. Чужая рука на затылке ощущалась привычной, родной тяжестью. Не хотелось, чтобы она исчезала. Хотелось, чтобы гладила да гладила по макушке, бесконечно трепетно лаская.

Душа Яромиры пронзительно сжималась во сне от щемящей горечи и нежности, которыми было пронизано каждое прикосновение. Больше всего на свете ей хотелось схватить большую, широкую ладонь и, закрыв глаза, прижаться к ней щекой. Вжаться изо всех сил, чтобы обогреть, чтобы отогнать лютую тоску.

И чтобы эта ладонь уже никогда больше ее не отпустила.

Наутро Яромира проснулась с влажными ресницами и мокрыми щеками. Память вернулась к ней не сразу, и несколько кратких мгновений она еще нежилась в сладком воспоминании о том, что ей приснилось.

И тем больнее было окончательно проснуться.

Она резко вскинулась на нехитрой постели и вскочила, отбросив в сторону еловые ветви, которыми она укрывалась ночью.

Харальда нигде не было, но рядом по-прежнему тихонько потрескивал костер, и она увидела в нем новые, еще не прогоревшие до конца палки. Значит, конунг ушел совсем недавно.

Княжне вдруг сделалось стыдно. Харальд выполнял всю работу и за себя, и за нее. Он развел костер, он нарубил веток для их ночлега, он поддерживал огонь всю ночь и даже нынче нарочно подбросил побольше веток, чтобы пламя не погасло, пока она проснется…

А накануне он на собственном хребте вытащил ее из моря и доволок до берега, когда силы оставили ее в воде.

И после, уже на берегу, когда на нее вновь накатила липкая хмарь, Харальд вернул ей сознание.

Вылезать из теплого, уютного лежбища, которое она нагрела своим телом за ночь, не хотелось страшно. Но охватившая ее вина подстегнула Яромиру, и она резко взвилась на ноги. Голова тотчас закружилась, а желудок болезненно сжался от голода. Она не помнила, когда ела последний раз.