Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 101 – Элина Птицына

— Да, я быстро, Аннушка, — по — своему понял он. — Размещу его и вернусь. Опять город какую — нибудь ерунду пишет, не думай об этом даже.

Кивнула Анна тогда, когда тяжелые двери покоев затворились за Димитриушем. Ерунду город мог передать и телеграфом, хотела сказать она, но беспомощно молчала, глядя перед собой.

На столике остывал взвар.

Самая длительная осада замка «Оплот Севера» длилась три года. Это был век Огня, когда рыцари Кайзера прошли победным маршем по краю имперских земель. Но их конечная цель — Замок — так и не был захвачен. Более того, осажденные себя чувствовали явно вольготнее осаждающих все три года. Рыцарь Райхенгазен, которому посчастливилось вернуться их этого похода, оставил мемуары, где описал все невзгоды, коим подвергся славный отряд. Боевой дух рыцарства изрядно сокрушал тогдашний барон Оплота Вольф Винтеррайдер. Когда в стане рыцарей началась нехватка продовольствия, барон, отринув присущее его званию благородство, отдал приказ накрывать столы на башне Замка, где он и его приближенные ели и пили сколько хотели прямо на глазах воителей Кайзера. «Если сдадитесь, — кричали осажденные рыцарям. — Мы и вам дадим хлеба и куропаток! А хорошего вина в Замке припасено на сто лет вперед!»

Исторические рассказы о делах минувших. Учебник для юношества

Замок был огромен. И серые отвесные стены его явственно свидетельствовали, что строили его в те дикие времена, когда о безопасности думали куда больше, чем о красоте. Видывал Станислав разные замки и только сейчас понял, что по-настоящему древних не встречал, да и хозяева больше хвастались каменной резьбой, особливо вокруг окон, чем боевой мощью стен. Строители Оплота про окна, похоже, не слышали, зато на бойницы не поскупились — щели, в которые удобно пускать стрелу — одна за другой, одна за другой — не опасаясь встречной, вражеской, извне.

Вольский качнул головой. Он всегда думал, что мощь Оплота сильно преувеличивают, теперь же мыслилось иное: не договаривали северяне.

А ведь Вольский вырос в замке, который считался древнейшим на Южных пределах Империи. Не кстати вдруг вспомнилось, как именовали в старых имперских документах гордость княжеского рода Черских: «Черска крепостца — мала и низка…»

Смотря с чем сравнивать. Твердыня Юга тоже была огромна, но Оплот и ее превозмог. Так и в северных великанов поверишь, пожалуй, или как их здесь называют — Ледяные Лорды.

Вторушинский уже поверил, наверное.

При мысли о задании настроение привычно испортилось. Вольскому и хотелось посмотреть на поганую рожу Димитриуша, и видеть того было не в мочь. Кнутом бы его, стервеца, отходить, как в старые добрыевремена, когда пращуры из черни дурость выбивали. Выбивали, выбивали, да не выбили.

Вольский стиснул зубы.

Сколько себя помнил, столько и уважал память родителей, которые погибли, когда он был совсем крохой. Погибли, но успели спасти жизнь маленького сына. Воспитанник княгини Черской благоговел перед их памятью и своей воспитательницей. А Долли Черская, расчесывая кудри маленького Станислава, помнится, говаривала своим прекрасным голосом: «Они были святыми людьми. Таких нет больше. И ты, мой дорогой, понесешь их знамя! Не подведи, малыш! Не посрами имя рода!»

Очень она любила свою подругу Люси Вторушинскую, мать Стаса.