Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 121 – Элина Птицына

Из частного письма княгини Морозовой сестре в поместье,

переданным со слугами, минуя государственную почту

… Князь побарабанил пальцами по зеленому сукну стола, вряд ли замечая, что отстукивает ритм староимперского высоцкого марша. На парадах его уже несколько веков как не играли. Надо думать, когда воцарились Державины, такого желания у них не было: память о прошлой династии не то, что изживали, а просто замалчивали. Ну, а потом в привычку вошло у всех остальных.

И только лет двести назад, какой-то учитель музыки извлек забытые ноты на свет и марш зазвучал в учебных классах. И Ганг егоиграл в свое время. Теперь этот марш был визитной карточкой смотра его кораблей, да и в целом, у многих в мире ассоциировался с Зюйд-Каритской кампанией.

Ганг покосился на Стива. Когда-то его поразило каким подчеркнуто говорливым и веселым стал его сдержанный старший брат. Вот и Стива он помнил веселым парнишкой, у которого на все находилась своя шутка. Сейчас же перед Винтеррайдером сидел в деревянном кресле внешне отстраненный человек, у которого, кажется, и чувств особых не было. Сухарь. И вошедшая в присказки знаменитая иштладская сухопарость только подчеркивала это.

Стив, почувствовав взгляд, быстро кольнул Ганга глазами. Как и болтливость Фрама, отстранённость у него напускная… Особенность работы? Жизни?

— Переглядываетесь? — полюбопытствовал Руб-Мосаньский. Он откинулся в кресле, посмотрел на Ганга, перевел взгляд на Юнга и после паузы спросил:

— В детстве кто-нибудь кому-нибудь завидовал из вас? Только честно!

Барон и Стив переглянулись уже открыто.

— Делили что-нибудь, ссорились? Ну, быстрее! Что мне надо знать? Вам работать вместе. Если кто-то кого-то недолюбливал из-за сладкого пирожка, что кухарка кому не доложила — сейчас скажите, пока я в настроении. Юнг?

— Никак нет!

— Барон, а ты что скажешь?

— Между нами и посреди нас мир, — ответил Ганг старым присловьем, слегка удивленный этим «работать вместе».

— Между нами и посреди нас мир, — ровно повторил Стив.

Князь кивнул.

— Ритуальные фразы — это хорошо, но я бы вам и так поверил, не дурные вроде оба… Для твоего дела, Ганг, лучшего человека, чем Стив, не найти. Стивен, будешь расследовать убийство барона Вольфрама Винтеррайдера. Бумаги оформим быстро. И уже завтра ты у нас в другое ведомство переедешь, — Стив еле заметно кивнул, а князь снова перевел взгляд на Ганга. Прозвучавший вопрос удивил:

— Помнишь ли ты генерала Паляницина?

Ганг усмехнулся.

— Душителя свободы? Вполне.

Князь поморщился.

— Контрразведка душит врагов, а не свободу. Облик Душителя ему лепили продажные газетчики, которые дальше своего носа и кошелька не видят. Вряд ли они понимали, чем на самом деле он занимается. Паляницин был человеком, преданным самой идее Империи. Он прекрасно видел недостатки в стране, но взгляд на эти вещи у него был — как бы это сказать — немодный: Паляницинстоял за последовательное развитие Империи в духе человеколюбия и доброй воли. И эта воля не должна быть чужой, навязанной извне ради пополнения чьей-нибудь казны за счет нас. И революционеров всех мастей он почитал даже не за бунтовщиков, а за врагов, которые продают род и землю дешевле бус деревенской дурочки, что она собрала из всего, что по ногами, — Стойгнев сделал паузу.