Книга Рэм, страница 47 – Микита Франко

— И чё, с Вадимом у них серьёзно? — небрежно интересовался Рэм.

Даша вздохнула:

— Только сегодня это может быть серьезно с Синцовым.

— А действительно может?

Рэм чувствовал, что дотошен, но ему нужно было знать. Даша пожала только одним плечом — правым. Сказала:

— Он женатый гей с двумя детьми. От этого никуда не денешься.

Макар понимает: понятно, мол. Он много раз думал о том, что решил это в жизни Сергея. Принял бы тот факт, что жена есть (но он её не любит и не хочет), если бы тот мог любить и хотеть его. Поэтому и злился на Вадима, который взял на себя эту роль, и тешил себя надеждой, может, нет там никакой любви. Надежды не оправдались.

— Ты же никому не расскажешь? — на всякий случай уточнил Рэм.

Даша почти возмутилась:

— Конечно, нет! Мог бы заметить, что я хорошо храню секреты.

— Спасибо, — тихо сказал он, не глядя на неё. Боялся расплакаться снова. — Правда, спасибо.

Даша потянулась, провела рукой по волосам Рэма на затылке и подождала. В полутёмной комнате её силуэт казался почти призрачным — какая-то ненастоящая лёгкость. Она встала, стряхнула с колена воображаемую пыль и вернулась к двери.

— Если что, я тут, — сказала она уже у порога. — Станет совсем хреново, зови.

Он не ответил.

В зале вновь стало тихо. Рэм перебрался на кровать, устало опустил голову на подушку и прикрыл глаза. Раздеваться не стал. Убираться — тоже.

Рэм проснулся рано, когда за окном ещё серел предрассветный сумрак. Через рассохшиеся деревянные рамы в комнату проникал сквозняк, и Макар, плотнее завернувшись в одеяло, попытался уснуть обратно.

Не получилось. В комнате пахло деревом и лаком — запах гитары, которую он притащил сюда из подвала. Для школы. Подарить. Или хотя бы попытаться.

В конце концов, он встал, потянулся, хрустнул костяшками пальцев. На полу, аккуратно завернутый в старую ткань, лежал инструмент. Он прошёлся по ней — через ткань — ладонью, видя, как наяву: чистое дерево, блеск натянутых струн, дотронься — и зазвучит музыка, которую он отдаст Французу.

На кухне отец уже колдовал с чайником. Он рано вставал, ещё до шести. Человек старых привычек: это в нём от армии.

Увидев сонного Макара на пороге, батя приподнял бровь:

— Чего встал так рано?

Рэм пожал плечами, открыл кран прям здесь, на кухне, сунул руку под прохладную струю воды и провёл ладонью по лицу. Попытка сбросить утреннюю сонливость.

— Сегодня… гитару понесу, — негромко проговорил он, садясь за стол.

— Проверил настройку? — спросил отец, наливая чай. Ему тоже — кружку сразу к Макару подвинул.

— Да, вчера ещё, — ответил Рэм, сразу отпивая. Чай был терпкий, с чуть горьковатым вкусом. — Всё звучит. Я побренчал пару раз, вроде гриф ровный.

Отец поставил чайник обратно, прислонился к столешнице, скрестив руки на груди.

— Слушай, Макар, — сказал он, глядя прямо в глаза, — ты уверен, что тебе надо это делать? Твои эти друзья… они ведь не очень-то с тобой сейчас?

Рэм сглотнул, хотя в целом с отцом был согласен.

— Хотя бы попытаться, — выдавил он безо всякой уверенности, просто чтобы ответить хоть что-то. — Гитара-то готова, и я… Хочу показать, что мне не всё равно. Мол, можно что-то исправить. Не словами, а делом...

Отец вздохнул, словно ему это всё вообще не нравится, но «дело твоё». По-родительски так, коротко.

— Смотри сам. Главное — веди себя достойно. Если начнут гонор показывать, не лебези там перед ними, лады?