Книга Рэм, страница 43 – Микита Франко

— А давно ты ему гитару сделал?

— Да лет двадцать назад, — отец остановился, чуть прищурился: — А чего ты так подробно спрашиваешь? — в голосе появились нотки подозрительности.

— Просто интересно, — быстро ответил Рэм, отворачиваясь к грифу. — Это же… ну, круто. Ты тоже, получается, другу гитару вырезал. Как я.

Отец посмотрел на него, словно в попытке понять, степень искренности, а потом сказал:

— Ладно, пойду матери помогу. Скоро вернусь.

Он направился к выходу, оставляя Рэма одного в тишине подвала.

Макар попытался сосредоточиться на грифе, выравнивая края. Чтобы не думать о разговоре (какая ему вообще разница, как и когда они дружили?) начал представлять, как зазвучит гитара, как струны натянутся под пальцами. Может быть, Француз её и не примет, но важно, что он хотя бы попробует.

За спиной раздался тихий шорох. Рэм не придал ему значения, думая, что вернулся отец, но шорох повторился, превращаясь в шаги — не такие, как у бати.

Макар резко обернулся, выцепил в полумраке силуэт Елисея. Тот глянул на него из темноты блестящими глазами и шепотом проговорил: — Макар.

У Рэма от этого шепота зашевелились волосы на затылке. Момент почти интимный, но рядом с Елисеем — да ещё спустя пять дней, как они не общались, — ощущался совершенно иначе. Жутко. Захотелось отойти подальше и начать оправдываться.

Тон Елисея как раз требовал оправданий.

— Совсем куда-то пропал, — сказал он, спускаясь к Рэму по лестнице. — Я звонил тебе домой, но тебя там всегда нет.

— Я просто много времени провожу здесь, — ответил Рэм, медленно разворачиваясь к станку. — Ты, наверное, попадал в такие моменты.

Это почти правда. Один раз Макар намеренно проигнорировал звонок, попросив маму сказать, что его нет дома, но в остальных случаях — работал над гитарой.

Елисей с явной брезгливостью обвёл взглядом его рабочее место, провел пальцем по вырезанной по отцовскому шаблону доске, а затем помусолил пальцы друг о друга, как бы смахивая невидимую пыль. Спросил,поворачиваясь к Рэму: — И что делаешь тут?

— Гитару, — с некоторым возмущением в тоне ответил он. — Видно же.

Ну, правда видно: всё по форме вырезано, подготовлено, осталось только склеить. Синцов оценивающе посмотрел теперь уже на заготовки, и снов спросил: — А зачем?

— У Француза гитара в гараже сгорела. Любимая, — хмуро сообщил Рэм, берясь за рубанок. — Хочу заменить.

— А потом споёшь ему песню про дворнягу?

— Чего? — Рэм нахмурился. Какая-то фиксация на дворнягах.

Елисей пояснил:

— Ну, песня, которая ассоциируется с ним, — он сделал шаг назад, оглядывая кладовки, и принялся напевать: — Висит на заборе, колышется ветром, колышется ве-е-етром бумажный листок, — вернувшись к станку, снова глянул на Рэма: в полумраке его лицо было освещено только наполовину. — Пропала собака, пропала соба-а-ака… Пропала собака по кличке Дружок.

Рэм чутко уловил, что это песня не про Француза, а про него. Он же в этом мастер — подбирать песни. Он и свою роль рядом с Елисеем прекрасно понимал. Мотив — не очень, но сама роль была кристально ясна.

Он очень занятный, он очень занятный,

Совсем еще глупый доверчивый пёс.

Макар оборвал его пение:

— Нет, эту не буду, — прохладно сказал он. — Она у меня с Французом не ассоциируется.

— А какая с ним ассоциируется? — спросил он, отступив на шаг, чтобы опереться лопатками о стену. — У тебя же в голове для каждого свой плейлист.