Книга Рэм, страница 42 – Микита Франко

Снова кивок.

— Лады надо будет купить отдельно. И струны тоже, — батя нахмурился, задумавшись. — Ну, потом — полировать, покрывать лаком. Работа не на день, до конца каникул точно придётся здесь торчать. Точно готов?

Ещё больше захотелось послать бывших друзей к чертям. Гробить все каникулы?! Хотя, с другой стороны, а чем ему их ещё занять?.. Особенно теперь, когда...

— Да, готов, — со вздохом ответил Рэм, пытаясь отогнать мысли о... Нет, не думать о нём! Уж лучше и впрямь гитара.

Батя посмотрелна него внимательно, а потом вдруг улыбнулся — только правой стороной рта — и потрепал по волосам.

— Ладно. Тогда завтра вечером начнём. А щас — иди отдыхай.

И Рэм пошёл отдыхать. Стало немного лучше, чем было до. Совсем чуть-чуть.

Мама, получается, была права?

Подвал уже третий день полнился звуками и запахи: сегодня отец неспешно строгал заготовку, Рэм сосредоточенно шлифовал край будущего грифа. Всё вокруг пропахло древесной стружкой, и пыльная сырость перестала ассоциироваться у Рэмом с этим местом. И вообще — почему-то становилось уютно, хотя кое-что оставалось, как в фильмах ужасов: например, их тени. При каждом движении они плясали в свете лампы, подвешенной на провисшем проводе.

— Ровнее дави, — бурчал отец, не поднимая головы. — А то потом струны натянешь, а у тебя гриф перекосит.

Рэм кивнул, крепче взял шлифовальный брусок и продолжил. Руки ныли от напряжения, но это была усталость, которую он решил терпеть. Каждый новый шаг в работе — как маленькое подтверждение, что он может не только разрушать, но и создавать.

Даже если криво.

— Ну что, похоже на гитару? — вдруг спросил отец, немного отстранившись, чтобы оглядеть заготовку.

— Уже больше, чем вчера, — ответил Рэм с улыбкой, размазывая по лицу пыль от дерева.

— Ты главное не спеши. Хочешь как лучше, так делай нормально, а не тяп-ляп, — сказал отец, откладывая рубанок.

— А ты для кого раньше гитары делал?

— Гитары, — хмыкнул отец, как будто передразнивая. — Не гитары, а гитару. Одну. Для Серёжи.

— Синцова что ли? — уточнил Рэм, чувствуя, как меняется в тоне. Голос дал дрожащую слабину.

— Какого ж ещё.

— Которая в гостиной висит?

— А? — переспросил отец, а потом нахмурился — видно, вспоминая. — Да, наверное.

— Я на ней играл.

— И как она?

— Хорошая.

Рэм наклонился, сдул мелкие опилки с поверхности будущего корпуса. А когда выпрямился, опираясь на верстак, осторожно спросил, пытаясь придать голосу легкость: — Вы с первого класса дружили?

Отец задумался, провел рубанком по дереву, и лениво ответил:

— Не, не с первого. Со средней школы, наверное. Лет с двенадцати. Серёжа тогда уже… Ну, знаешь, такой: всё на себя тянул. Вокруг него все крутились.

— А ты? — быстро спросил Рэм.

Отец приостановился, переворачивая доску, чтобы снова пройтись рубанком.

— А я… — он усмехнулся, вспоминая. — Был не из тех, кто крутится. Скорее из тех, кто держится рядом и смотрел на это со стороны.

Рэм снова начал шлифовать гриф, но пальцы дрожали от волнения, и получалось неровно.

— А вы потом…всегда поддерживали связь? — спросил он как можно небрежнее.

Отец фыркнул, поставил рубанок и взял в руки напильник.

— Ну, поначалу — да. Потом жизнь пошла. У него бизнес, семья, дети. У меня вы вот. Но общаемся, как видишь.

Рэм отложил шлифовку, уткнулся взглядом в верстак. Спросил после паузы: