Книга Рэм, страница 41 – Микита Франко

— Чего говоришь? — тот снова вышел из кухни, с ножом в руках, перемазанным в масле. — Тогда кто при чём? Что за история с гаражом?

Рэм покачал головой. Чего теперь рассказывать про Елисея? Тем, что случилось прошлой ночью, Рэм закопал себя капитально — теперь лучше никогда и ничего в сторону Синцовых не вякать.

— У Француза гитара сгорела в гараже, — глядя в стену перед собой сообщил Макар. Голос дрожал от слёз. — Отцовская. Он же у него… на войне…

Батя как-то притих у косяка, оперся на него плечом и замолчал. Рэм боковым зрением видел, что смотрит — долго-долго.

Моргнул, и крупные капли слёз упали с ресниц на щеки — покатились вниз наперегонки. Он подался вперед, уронил голову в ладони и расплакался. И ощущение у него было, что плачет он из-за Сергея — так плохо и тошно, — но говорил почему-то про Пьера: — Он же думает, что это я… — всхлипнул, — в смысле… что я дружу с Елисеем, а это он… — снова всхлипнул, — и типа… злится на меня.

Отец размытым пятном сбоку продолжал стоять у двери, такой молчаливый и тяжёлый, что хотелось плакать уже просто от его безучастного присутствия. Только через долгую минуту он оттолкнулся и ушёл, оставляя Макара одного.

Рэм подумал, что разговор закончен. Он снова всхлипнул, потёр лицо ладонями, хотел было улечься на диван в позе зародыша, но отец вдруг вернулся. Без ножа.

— Вставай, — коротко бросил он.

— Куда? — растерянно спросил Рэм, поднимая заплаканные глаза.

— Хочешь что-то сделать — пойдем сделаем. — ответил отец. — Или будешь лежать и жалеть себя, как кисейная барышня?

Рэм, удивлённый, замер. Слёзы мигом высохли. Он быстренько поднялся, чувствуя, как ноги подгибаютсяот волнения — теперь уже почему-то перед отцом.

— А что сделаем?

— В подвале посмотрим, что у нас есть. Может, чего пригодится.

В подвале их советской многоэтажки было холодно и пахло сыростью. Рэм туда не часто спускался, а когда спускался, всегда погружался в ощущение неуюта: на стенах и потолке виднелись потёки с пятнами плесени, сделать глубокий вдох было невозможно — легкие будто забивались пылью.

Они зашли внутрь, отец включил тусклую лампочку — она замерцала над головой, заполняя подвал неровным жёлтым светом, — и он увидел всё это воочию. Они направились к веренице кладовок, перешагивая через ржавые трубы и мусор.

— Вот, смотри, — сказал батя, указывая на большой шкаф в углу. — Тут инструменты. Пилы, молотки, рубанки… кое-что по дереву.

Он выдвинул пару ящиков, достал рубанок и положил его на верстак.

— Это всё твоё? — спросил Рэм, оглядываясь.

— Моё, — подтвердил отец. — Ну, когда-то было дедово, а потом мне перешло.

Он взял одну из досок, постучал по ней пальцем.

— Для корпуса нужна хорошая древесина, плотная, без сучков. Можно на рынке купить.

— Мы гитару будем делать? — изумился Рэм.

Отец спросил у него с вызовом:

— А ты чё, не потянешь?

Рэм ответил не сразу. Внутри было сильное, просто до жути, желание ответить: "Да нафиг оно мне надо! Они на меня пургу гнали, вешали всех собак, а я буду тут время тратить?". И, пожалуй, только то, что других занятий не было, заставило его не сказать этого.

— Потяну... — со вздохом ответил Рэм.

— Тогда слушай, — батя стал водить пальцем по доске, объясняя, но, как это обычно бывает с объяснениями отцов, Рэм едва улавливал: — Сначала вырежем корпус. Шаблон у меня где-то был, найду. Потом выпилим гриф, но тут надо точно: криво сделаешь — струны фальшивить будут. Понял?