Книга Бесстрашная, страница 20 – Лорен Робертс

— Помоги мне понять, потому что, когда я уезжал, ты был полон ярости и был готов отдать мне приказ пронзить ее грудь мечом. — Я устремляю на него суровый взгляд. — Так что изменилось?

— Все, — выдыхает он, и его голос звучит настолько тихо, что мне становится стыдно за свою резкость. — Все изменилось. Тогда я был сыном, скорбящим по человеку, которого считаллюбимым отцом. Сейчас понимаю — это была не любовь, а одержимость. Отец не учил нас чувствам. Но без его наставлений я ощущал себя озлобленным, мстительным и неуверенным в себе. — Китт прерывисто вздыхает. — Я пережил утрату. Узнал много нового. Пришел в себя. Ты прав. Я уже не тот безумный мальчишка, которого ты оставил. Я — король.

Его слова сильно бьют по мне, словно удар в грудь, от которого у меня перехватывает дыхание. Я сглатываю.

— А что стало с тем сыном, который был готов на все, лишь бы угодить отцу? Потому что твое решение — это прямой вызов всему, чего он хотел для Илии. Даже если ты при этом ее и спасаешь.

Он глубоко вздыхает, отводя взгляд.

— Отец заботился лишь о том, чтобы уничтожить Обычных, а не укрепить королевство. Он прятался за своей Элитной системой, которую создал, а тем временем Илия слабела. Теперь я это понимаю. — Наконец он встречается со мной взглядом, и в его глазах горит решимость. — Я хочу, чтобы это королевство стало по-настоящему великим.

Я медленно киваю. В каждом слове Китта сквозит рвение, которое больше не сдерживается нашим отцом. Его любовь к Илии и желание восстановить ее достойно уважения. Но я горжусь не королем. Я горжусь тем мальчиком, который когда-то мечтал только об одобрении. Теперь он носит отцовскую корону и отказывается быть ее рабом.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Мысли об отце опасны. Они приводят меня к ней.

Вырываясь из самого темного уголка моего разума, обрывок фразы слетает с моего языка, звуча едва громче шепота:

— Ты ее не ненавидишь?

К моему удивлению, он выдавливает из себя улыбку. Это резкий, едва заметный жест, которым он готов поделиться со мной.

— А ты?

Мы смотрим друг на друга, и впервые с тех пор, как он надел корону на голову, я думаю, что мы, возможно, понимаем друг друга. Потому что внезапно я снова вижу в нем себя. Пэйдин — это не что-то правильное или неправильное, не что-то простое, как «да» или «нет». Она — само смятение, ощущение сомнения, цвет между черным и белым. Черт возьми, она — моя Серебряная Спасительница. И ненавидеть ее не так просто, как может показаться.

Для меня оказалось трудным не любить ее.

— Я не хочу, чтобы это встало между нами, — осторожно произносит Китт. — Я хочу, чтобы все было как раньше. Мы против всех. Какбратья.

Я открываю рот, чтобы ответить…

Дверь распахивается.

Мне даже не нужно оборачиваться. Ее присутствие я ощущаю всем телом — оно чувствуется в изгибе моей шеи, где когда-то покоилась ее голова. Она прикована к моей лодыжке и вечно тянет меня к себе.

Китт смотрит мне через плечо, его глаза чуть расширяются от удивления. Я поворачиваюсь. И больше не могу отвести взгляд от нее.

И вот она здесь. Ее поза такая же напряженная, как и выражение лица. Волосы коротко подстрижены и немного вьются, касаясь линии подбородка. Под мышкой зажат дневник ее отца в кожаной обложке, плотно прилегающий к облегающей фигуру блузке. Синева ее глаз обрушиваются на меня, как волна, и я внезапно осознаю, что с тех пор, как мы приехали в замок, я был почти лишен возможности утонуть в них. Только сейчас у меня появился шанс окунуться в них.