Книга Сделка, страница 95 – Марина Суржевская

Я глянул недоверчиво, и Кузьма авторитетно кивнул.

– После Тыр-яла всегда холодает. Уже завтра проснемся, а в окно не летним холодком стучит. Тыр-ял пожирает лето, так здесь говорят. И потому надо разжечь огонь пожарче, чтобы согреться на всю зиму вперед. Напитаться его жаром до самых косточек.

Кузьма неожиданно покивал, соглашаясь.

– Это праздник окончания лета и поворота на зиму. Люди в этот день танцуют и веселятся, чтобы отблагодарить солнце и упросить его вернуться поскорее. А грядущую зиму быть милосердной и никого не забрать в ледяные чертоги. Это важная ночь, Дмитрий Александрович. Сегодня костры будут гореть по всей тайге. Ну и еще в эту ночь принято приносить жертвы.

Я поднял брови.

– Не человеческие, к счастью, – улыбнулся в ответ преподаватель искусств. – По крайней мере – сейчас. Раньше-то разное случалось… Но к счастью, эти темные времена позади и сегодня мы лишь кинем в огонь подношения в виде снопов ржи и кусочков хлеба.

Пока мы говорили,сгустились сумерки, а женщины накрыли столы. Я обвел взглядом пиршество: блины и пироги, разносолы и свежие овощи, печеный картофель и тушеные кролики, и конечно, главное украшение – зажаренный целиком поросенок. Угощение выставила Печорская, но и окольчане пришли не с пустыми руками, каждый внес свой вклад в праздничный стол, так что на скатертях уже не хватало места для блюд и тарелок.

– А вот и Лизавета Андреевна, – обрадовался Еропкин и поспешил навстречу настоятельнице. Печорская сменила суровое черное платье на серое и даже приколола к вороту тяжелую серебряную брошь. Видимо, этого она посчитала достаточным для праздничного образа. За спиной Печорской маячила одетая в синий бархат Глафира. Модест из Йеска так и не вернулся, а жаль. Руки чесались отвести Давыдова в сторонку и тепло побеседовать. Но пришлось умерить кровожадные желания.

Несколько мужиков уже разложили костер, затрещало пламя, которое собравшиеся приветствовали дружными радостными выкриками. Ночь разбросала по небу звезды. В углу несколько околчан завели мелодию, сначала тихую, потом все нарастающую.

Вместе со всеми я присел на лавку, шустрая Марфа наложила мне полную тарелку снеди, и я едва не застонал от умопомрачительного аромата.

Дед Кузьма бодро хлопнул стопку водки, хрустнул соленым огурцом и одобрительно причмокнул.

– Эх, хорошо! Тыр-ял всегда объединял людей. Всех за один стол – такова традиция. Сейчас в пансионате маловато-то гостей бывает, а когда-то приезжали из Йеска, и из Тобольска. Да что там… – Дед хитро прищурился, вспоминая. – И из столицы были. Сам Петр Благодетель не гнушался сидеть за одним столом с простым людом…

Я хмыкнул: врет дед да не краснеет.

– Думаешь, брешу, ваш благородие? – догадался Кузьма. – Да зуб даю! – клацнул он неожиданно крепкими, хоть и желтыми клыками. – Сам император сидел в аккурат там, где ты сейчас… своими глазами его видел, как тебя!

– Петра Благодетеля? Который правил лет эдак двести назад? – развеселился я. – Ну ты силен, дед. Это ж сколько тогда тебе лет стукнуло?

– Да я после сотенки считать перестал, – в тон мне ответил Кузьма и потянулся за ещё одной стопкой. Печорская на другом конце стола грозно свела брови, и рука Кузьмы, сменив траекторию, схватила пучок укропа. Я покачал головой. Похоже, горячительное сделалоиз старого конюха сказочника.