Книга Малахитовое сердце, страница 63 – Лизавета Мягчило

Не пряча оскал, Надя медленно отступала, ее силуэт стали поглощать тени, свечи на столе и лампы не хватало, чтобы осветить и сени. Но глаза горели, две алые точки он смог бы увидеть даже в самом плотном мраке. И они метались в поисках того, чем можно снести очередную преграду. Не было рядом воды, а в баню она возвращаться не желала – кровожадность застилала разум. За это можно было благодарить языкастого Славика.

– Не звезди, великая убийца, постоишь здесь до третьих петухов, поругаешься, а днем мы найдем твои останки и попрощаемся как следует. Мертвое должно оставаться мертвым. Хоть по ту сторону жизни совесть поимей, Гаврилова. При жизни всем гадила и в посмертии не меняешься.

– Ты перекатись через порожек и повтори, инвалид… – В булькающем рычании с трудом узнавались слова. От мелькания в дверном проеме ее смазанной тени поднимался каждый волосок на теле.

Саша не боялся нечисти. Не так сильно. Да, рядом с лесавкой он испытывал обреченность и толику страха, но не такой поглощающий ужас. Потому что это была Гаврилова. Та самая, носившая вульгарные чулки в крупную сетку и красившая широкие губы алым. Та, которая терроризировала Павла сотней хотелок и чересчур манерно цокала языком, поправляя выбившиеся пряди из прически. Она была знакомой. ОтГавриловой, представшей перед ними сейчас, вылизывало глотку волнами ужаса. Саша не был уверен, что рука с коротким тесаком не дрогнет, когда он замахнется, глядя в знакомое лицо.

Господи, она ведь так страдала перед смертью… Что же она тогда испытывала?

Рывок влево, рывок вправо, жадное рычание. А он снова врос в пол, до боли сжимая рукоятку оружия. Они не смогут найти ее тело. Бестужев не знает, что нужно делать, о таком не расписывают в книгах по мифологии. Какое колдовство держит вместе кости, наращивает обратно на них плоть? Это ли ее настоящее тело, или им нужно искать растащенные по лесу зверьем жалкие остатки? Надя будет являться каждую ночь. Каждый проведенный день в Козьих Кочах будет заканчиваться блеском голодных глаз и снующей рядом опасной тварью.

Он должен выйти и положить этому конец. Освободить и ее, и их самих. Потому что так будет правильно. А он не мог. Силился подняться и чувствовал, каким деревянным, неловким становилось тело.

Ну же, Бестужев, соберись. Это больше не Гаврилова, она наверняка была бы благодарна. Кому такое существование может понравиться?

Из душевных терзаний его быстро вернуло в суровую действительность. Очередной рывок к порогу, и Гаврилова замерла, неестественно завернув голову набок. Рот широко раскрылся, потекла черная слизь, упыриха заверещала. Так громко, что он едва сдержал порыв зажать руками уши и зажмуриться. Глубоко вздымалась ее грудная клетка, хотя мертвой воздух был давно не нужен. Что-то шло не так. Озадаченный Славик шумно выдохнул, по избе пронесся ропот испуганной шишиморы, а Василько истошно запищал под печью.

Над застывшей Надей они увидели лицо Агидели. Горящие золотом глаза, развевающиеся на сквозняке пряди и скрюченные у головы нечисти пальцы. Сила текла в ее крови, она была самим могуществом. Несокрушимая, непоколебимая, глаза Бестужева изумленно полезли из орбит.

Вот кто держал Навье исчадие на привязи, заставил увязнуть в самом воздухе, как муху в киселе. Ведьма, совсем рядом под их боком жила такая необходимая ему ведьма. Он и подумать не мог…