Книга Малахитовое сердце, страница 68 – Лизавета Мягчило

На поляне уже вовсю гудел праздник – деревенские расселись по скамейкам, столы ломились от еды и выпивки, под каждым деревом виднелись горки пирогов, блинов и открытые бутылки. Вокруг всего этого великолепия жужжали пчелы, мохнатые шмели и злобные осы. То там, то здесь взлетала вверх дряблая старческая рука с широкой кружкой, а в воздухе разносилось громогласное: «За лесного хозяина», ему вторили другие голоса:«За лешего!» Плясали под гитары и гармошки женщины, взлетали разноцветные подолы платьев, залихватски свистели раскрасневшиеся от медовухи мужики.

Мимо протанцевала та самая маленькая шустрячка, подмигнувшая ему перед домом Софьи. Разгоряченная, с пылающими глазами и розовыми щеками, она широко улыбнулась, в танце схватила его ладонь, вовлекая в хоровод. Злорадно хохотнул за спиной Елизаров, удобнее устроился в инвалидном кресле, планируя насладиться зрелищем. А Сашу закружило, поволокло. Его пальцы крепко сжимали с одной стороны егоза и дородная женщина лет сорока – с другой, уставшие ноги едва поспевали за их бодрым быстрым бегом. В мельтешении красок – стремительно пролетающих мимо старых стволов деревьев, поросших мхом, и столов, заваленных едой… он потерял Елизарова. Деревенские все плясали, весело взвизгивали и улюлюкали, залихватски притопывали рискнувшие поспорить с возрастом старики и старухи, по-детски тонко визжали друзья девчонки, едва успевающие вслед за взрослыми.

Саша не сразу уловил тот момент, когда люди оказались не единственными празднующими: из-за деревьев на поляну выходили все новые и новые существа. Одни маленькие и тонкие, другие – толстенькие, словно невыкорчеванные пеньки, поросшие мхом. Ручки-ветки и неказистые головы были украшены нежными почками и листьями, у других виднелись белые бутоны цветков, отдающие всеми оттенками от небесно-голубого до розового. Существа с интересом следили за праздником, переступали с ноги на ногу, будто сами желали пуститься в пляс. А потом встряхивали головами, сноровисто подхватывали дары, оставленные для лешего под кронами высоких вековых деревьев и направлялись обратно в чащу. Увидев его живой интерес, девчушка захохотала, ловко подпрыгнула и обвила шею Бестужева длинной нитью красных бус, оставила влажный поцелуй на щеке, выпуская из хоровода. Танцующие понеслись дальше, а Саша медленным крадущимся шагом направился к деревьям.

Лешата. Неказистые, забавные дети лешего. От осознания того, что когда-то они были обычными младенцами, украденными нечистью у людей, болью щемило сердце. Черные глазки-бусины с интересом следили за приближающимся парнем. Один из них, напоминающий круглый бочонок меда, что-то пискнул на своем языке, засеменил навстречу, протянул руку-веточку, Бестужев присел рядом на корточки,вытягивая вперед свою. Пальцы коснулись теплого шершавого дерева, листья пощекотали ладонь. Довольно хихикнув, лешонок позволил провести горячими, влажными от волнения подушечками пальцев по выпуклому пузу и косолапо посеменил прочь, подхватывая бутылку пива. Слишком большая для него, она едва его не опрокинула. К счастью, вовремя подоспевшие товарищи подхватили ее с другой стороны, потянули за собой в сторону чащи. Совсем скоро они скрылись за широким кустом шиповника. Рассеянно почесав ладонь, Саша встал.