Книга Малахитовое сердце, страница 70 – Лизавета Мягчило

Заскользило по воде обнаженное бледное тело, плавно, словно не было под ним совсем глубины, существо двинулось вдоль широкого берега, Саша, сам того не замечая, пошел рядом по суше.

– Мне радостен тот дар, который ты несешь с собою. Почему не рассказать? Лежит твоя ведьма в сырой земле да злится, клянет весь свет. Нет ей покоя, жадность из могилы тянет. Грызет, разлагает, не дает в мир иной отойти. Вижу я ее злую улыбку, вижу скрюченные пальцы. Наберет она кроху прежних сил за полночь, да земля-мать не пускает, держит в утробе своей, молит смириться с участью. А над ведьмой заветные корешки, письмена да руны, свитки на телячьей коже, тонкими детскими косточками писанные… Чую воду, что любого мертвым сном сложит, все проклятия, оголодавшие до людскихтел. Таких слабых, хрупких, сладких…

Свистящий голос сошел на нет, водяной остановился, жутко осклабился. Здесь берег был круче, вялые стебли мятлика скрывали обрыв, рядом разрослась горько пахнущая полынь с желтыми мелкими соцветиями. Не пришлось бы это место русалкам по вкусу – не плясали бы среди разросшихся корней плакучих ив. Ему стоило присмотреться к воде, к могучим длинным теням и темным местам. Но Бестужев не отрывал сосредоточенного взгляда от скалящегося Навьего сына. Тот подплыл совсем близко, ненавязчиво протянул к бусам руку.

– Позволь взять дар и узнай ответ, коль не страшишься.

– Не страшусь.

Пальцы свободной руки ухватились за высокие стебли трав, помогая телу удержать хрупкое равновесие на краю. Вторая тянула к водяному предложенные ему бусы. Все решил один миг, в который тонкое мускулистое тело метнулось из воды, перепончатые пальцы вцепились в запястье, пуская кровь неестественно длинными прозрачными когтями. Водяной со всех сил дернул его вниз.

Вода ударила по перепонкам, оглушила, забилась в нос и глотку. Мутная от ила и цветущих водорослей, в ней было не понять, где верх, где низ. Ощущались лишь твердые, обвивающие торс крепкие руки, до боли зажимающие ребра. Водяной тянул на дно, в голове набатом звучал искрящийся от злого веселья голос:

– Как и уговорено, я беру себе любое, а ты слушаешь. Дорога к ней кровавыми слезами проплакана, ядовитою ягодой отравлена. Не бредут по ней звери, облетают ее птицы, в страхе заходятся в вое волки. За скотным кладбищем путь свой начинает, никем не замеченная. Козьи рожки подсказкой станут, но уже не тебе.

В легких алым цветом разгоралась боль, побежали белесые мушки перед ничего не видящими глазами. И, неожиданно для водяного, Бестужев растянул губы в расчетливой спокойной улыбке. Его неподвижное тело напряглось, поднялась и метнулась в сторону рука с выдранными с корнем травами. И Саша прижал пальцы, полные мятлика и полыни, к боку водной нечисти. Вопль водяного разметал все мысли, забился в черепную коробку, но тварь его не выпустила – наоборот, глубже впились когти, быстрее заработало могучее тело, пока Бестужев выкручивался, хладнокровно выводил полынную дорогу к груди твари, до хруста выворачивая сустав руки.

Ему нечего терять. Нежный Катин голос, ластящаяся к ногам черная кошка, пустота, боль, холод.Он боялся Чернавиного приворота куда больше смерти. Существование, которое он влачил последние годы, было страшнее темной давящей водной глубины. Бестужев не мог не попытаться.