Книга Год Дракона, страница 229 – Вадим Давыдов

* * *

– Слушай, Андреич, а про кого эта Божена говорила? Кто этот её друг?

Они давно перешли на «ты», Павел называл Корабельщикова по отчеству – «Андреич», а Татьяну именовал исключительно полным титулом, то бишь – «Татьяна Викторовна» и на «вы». А Сонечку – «барышня».

Андрей посмотрел на Павла и улыбнулся. Жукович оказался настоящей находкой. Он легко и с удовольствием впитывал всё, чему Андрей его учил. Конечно, он был – особенно поначалу – неотёсан и дик, и в знаниях его о мире имелись даже не пробелы – зияющие пропасти. Но главное – он был со светлой стороны, этот парнишка, что-то очень важное успел он о жизни понять и почувствовать, и это помогло Андрею, сделало за него добрую половину работы. У Павла тоже был внутри, в душе, стерженёчек, который не ломался, а только гнулся.

Андрей чуть повернулся к Павлу:

– А сам не догадываешься?

– Не-а, – покачал головой Жукович.

– Дракон.

Конечно, он знал, какой невероятный эффект произведёт выступление Божены, подумал Андрей. Ну, ещё бы! А после того, как разойдётся по Республике запись концерта, – каждый, буквально каждый, будет знать: Корона – это Божена, а Божена – это Корона. Голос Божены – Короны – неизъяснимо прекрасный голос, – польётся теперь из всех окон, из компьютеров, из плееров и телефонов. Это они имели в виду, говоря о технической поддержке?! Да с такой поддержкой мы горы свернём!

– Тю, – не удержавшись, присвистнул Павел. – Так он что – правда есть?!

– Есть, Паша. Есть. Существует. Он и мой друг.

Павел вытаращил глаза на Андреяи сидел, замерев, не меньше минуты. И вдруг просиял:

– Теперь всё понятно!

– Что же тебе понятно, Паша? – снова улыбнулся Корабельщиков.

– Ну, – смутился Жукович, – ну, откуда всё, в общем. Такое вот.

– А тебя это не беспокоит? Только честно.

– Не, не беспокоит, – тряхнул головой Павел. – Я, короче, так понимаю, Андреич: раз ты – человек, то и друг твой – тоже мужик, что надо. А эта Божена – раз она говорит, он её друг, значит, – опять же, что? Значит, всё, как полагается. Тьфу, Андреич, – прости, ну, не умею я слов говорить!

– Научишься, Паша, – утешил его Андрей. – Непременно. Ты только стараться не прекращай – а остальное приложится.

– Да я буду, – пообещал Павел и осторожно покосился на Корабельщикова: – Слышь, Андреич. А мы с тобой уже сколько крутимся?

– Да вроде бы достаточно, – усмехнулся Корабельщиков. – Ты так долго держался, ни разу не спросил ничего – я это оценил. Теперь можешь спытать.

– Андреич, а мы чё вообще делаем-то? Это ж не бизнес никакой, это чё-то такое… Непонятное.

Корабельщиков остро взглянул на Павла:

– У тебя, Паша, в школе, – что за оценка была по истории?

– Трояк, – покаянно вздохнул Жукович.

– Плохо, Паша, – покачал головой Корабельщиков. – Тройка – это не отметка, а милостыня. Но ты неглупый парень, – так почему же трояк? Ладно. Мы с этим ещё поработаем. А пока слушай. Во время второй мировой войны в немецкой армии служил один офицер. Звали его Клаус Шенк граф фон Штауффенберг. Происходил из благородной семьи – из «элитной», как теперь говорят. Писал стихи, мог стать учёным, – имел для этого все возможности. Но выбрал службу – стал военным. Женился на красавице, – по любви, они жили счастливо и в достатке, родились четверо детей. Был он умелым и храбрым командиром, воевал грамотно, подчинённых строем на пулемёты не водил. Всё портил ему лишь один существенный недостаток: честность. Честность и честь не позволяли ему закрывать глаза на то, что творили немцы – особенно тут, у нас, на Восточном фронте. Его тяжело ранило в Африке – он потерял левый глаз и кисть правой руки. Калека, он мог бы выйти на заслуженную и даже почётную пенсию – но он предпочёл возглавить штаб резервной армии в Берлине, чтобы подготовить план переворота, совершить покушение на Гитлера и прекратить войну, которая, как он прекрасно понимал, ведёт страну к катастрофе.В отличие от других участников всяких прочих заговоров против Адольфа, он хотел именно прекратить войну, а не договориться с американцами и англичанами, чтобы продолжать воевать с Советским Союзом. Как-то энтузиасты посчитали, сколько жизней удалось бы сохранить, увенчайся покушение и переворот Штауффенберга успехом. Знаешь, сколько, Паша?