Книга Зачарованная, страница 38 – Сильвия Мерседес

Возможно, и так. Наш отец, Эдгар Дарлингтон, славилсясвоими мрачными и изощренными страшными историями. Он также славился развратностью и жестокостью, но литературный талант покрывал все. Во всяком случае, в глазах общественности.

За закрытыми дверями… все было иначе.

Я крепче сжимаю ладонь брата.

– Никто не говорит, что ты должен быть им. Будь собой! Пиши как умеешь. В твоей душе столько великого и прекрасного. Просто нужно в ней… немного прибраться. И ты сам все увидишь.

– Ты о том, чтобы я бросил пить, курить и прочее? – усмехается Оскар. В его взгляде горечь, но я вижу на его лице призрак былой красоты. Каким чудесным мальчиком он был! Мой любимый братик, моя душа, моя радость. От него так мало осталось в этом прожигании жизни. Прозябании в тени собственного отца.

– Ну… – тяну я, зная, что лучше не влезать с ним в перепалку, – я вижу, ты много работал. Над новой блестящей историей? Ею можно соблазнить редакторов «Старлина»?

– «Старлина»? Нет! – Оскар грязно выругивается и выдергивает ладонь из моей руки. Он поднимается с постели, шатаясь, подходит к столу, сдвигает нетронутую тарелку с едой и перебирает исписанные листы. – Нет, я сам издам эту вещь, когда закончу. Я покажу им. Покажу им всем! Когда весь город будет говорить о новой работе Оскара Дарлингтона, они пожалеют о том, что смеялись надо мной.

Трясущимися руками он поднимает подрагивающие листы к лицу.

Я вздыхаю. И не спрашиваю, откуда он собирается взять деньги на печать и распространение книги. Здраво мыслить Оскар не может. Да и никогда не мог.

– Я уйду ненадолго, – говорю я. – Загляну к Китти.

– Пойдешь строить глазки своему красавчику-доктору? – грубо спрашивает брат.

– Пойду выпить чашечку чая с подругой, – я встаю. – Вернусь не с пустыми руками. Принесу еды – молока, яиц. Пожалуйста, не забудь их съесть до того, как они испортятся.

– А потом снова исчезнешь? – Оскар смотрит на меня. Его губы изогнуты в неприятной усмешке, но в глазах печаль. – Ты упорхнешь, а я буду думать, не приснилась ли ты мне. Не мертва ли ты. Так же, как мама. Так же, как отец.

Сделав шаг, сокращаю короткое расстояние между нами и стискиваю его плечи руками.

– Я не мертва, – произношу со всевозможной твердостью. – Клянусь тебе, Оскар, я жива. Жива и здорова и делаю все, что в моих силах, чтобы вернуться к тебе. И ты должен дожить до этой минуты. Слышишь меня? Ты должен научитьсяжить самостоятельно. Должен, Оскар! Ради нас обоих.

Он хочет посмотреть мне в глаза, но не смеет.

– Прости, Клара. Прости за то, что я такой.

– Простить за то, что ты – мой прекрасный гениальный брат? – я притягиваю его к себе и целую в лоб, за улыбкой скрывая то, что глаза щиплет от слез. – Мне не за что тебя прощать. Не за что.

– Так и знала, что ты сегодня придешь!

Я отступаю с поднятой рукой – собиралась постучать в дверь дверным молотком с головой льва. Дверь распахивается прежде, чем я успеваю к ней прикоснуться, и меня встречает улыбающееся лицо Китти Гейл. Она сжимает меня в медвежьих объятиях прямо на крыльце, выбивая весь дух.

– Видела тебя идущей по улице, – Китти делает шаг назад, не выпуская моих рук, и оглядывает меня с головы до ног, словно убеждаясь в том, что это действительно я. Затем взгляд подруги возвращается к моим глазам, и ее улыбка гаснет. – Ты выглядишь обеспокоенной, Клара. Что случилось?