Онлайн книга «Выбор»
|
Украду, солгу, убью… неважно! Одно я за эти две жизни поняла твердо. Своих родных и любимых в обиду давать нельзя, а уж какой то ценой будет сделано? Любой! Я за ценой не постою. Пусть говорят, что хотят, пусть думают, пусть хоть проклянут на иконе. Зато жить будут, радоваться жизни, детей на руках подержат… а я что? А я все, все для любимых сделаю, и возможное, и невозможное. Хватило бы только сил! А сил не хватит – кровь по капельке отдам, жизнь, душу, как Верея для меня сделала. Все равно мне теперь! Ночь бессонная, и сил я много потратила, а все одно – летать готова! Потому что есть оно – счастье! Мое, родное, настоящее. И только что это счастье к себе ушло, и править будет, и на троне сидеть, и улыбаться – какая ж у него улыбка чудесная! Все бы сделала, лишь бы улыбался он чаще! Жизнь положу, а своих отстою, а когда будет богиня милостива, еще и их счастью порадуюсь. Больше мне и не надобно ничего. Самое главное мне уже подарили сегодня – улыбку любимого человека! * * * – Устя, а там… а так… а тогда… Аксинья трещала, чтосотня сорок, Устя хоть и старалась терпеть, пока могла, а все одно не выдержала. – Помолчи! – Вот ты как?! Я для тебя стараюсь, а ты… – Что ты стараешься? Сплетни теремные пересказываешь? – А хоть бы и так! Вот женится на тебе царевич, наплачешься, что не знаешь, не задумываешься… Устя только головой покачала. Аксинья… ведь и она такая же была, дурочка маленькая. Думала, что, ежели говорят «красное», оно так красным и будет, а не зеленым в черную крапинку, не вовсе полосатым или в клеточку. Наверняка Аксинье много чего рассказали, да вот правды там – три слова из двухсот, как бы не меньше. Понимают: ежели она все Устинье передаст (а она точно передаст), Устинью пока и в заблуждение ввести легко, не видела она ничего, не знает сама расклады придворные. А кто и подставить попробует, кто подольститься захочет… В черной своей жизни Устя о том и не задумывалась, слишком уж тихая она была, домашняя, спокойная. Это уж потом жизнь научила, носом натыкала, потом наелась она от щедрот людских полной мерой. И читала она многое в монастыре, и рассказывали ей всякое… пожалуй, самое благо для нее Фёдор сотворил, когда в монастырь отправил. – С чего ты взяла, что на мне он женится? Видела, какие красавицы тут? Та же боярышня Утятьева? – Ну… красавицы. А ты все равно ему больше нравишься. Царевичу… – Один раз подумал, еще сорок раз передумает. – Может, и так. Только сомнительно мне это… как он на тебя смотрит, на меня бы хоть раз посмотрели. И столько горечи в словах Аксиньи прозвучало… Михайла? Развернулась Устя, сестру обняла, к себе прижала. – Не надо, Асенька, не горюй. Будет у тебя счастье, обязательно будет. – Тебя любят. А меня… Не такая уж она и дура, понимала разницу, видела. Устя сестру еще по голове погладила. – Асенька, милая… не в тебе дело, в мужчине твоем, не может он любить, не дано ему такое от природы. Хоть ты какой золотой да яхонтовой будь, себя он более всего на свете любит! – Неправда! Не таков Михайла! Устя только промолчала. Аксинья из ее рук вывернулась, косой тряхнула. – Давай я тебе жемчуга вплету, да и пойдем! Устя на нити жемчуга поглядела. Вспомнила, как голова у нее во времена оны разламывалась, как впивались они нещадно, назад тянули… вроде и невелик вес, а поди поноси его с утра до поздней ночи? А свекровушка ругалась еще, мол, не смей ходитьровно чернавка какая, без пуда золота на всех местах, не смей мужа позорить! |