Онлайн книга «Выбор»
|
– Как не приезжать. Бывал. Так он и у иноземцев бывает, и у боярина Утятьева, и у боярина Пронского, и Раенского… так что с того? Боярышня Анфиса только зубами скрипнула. – А еще говорят, на гуляниях вы вместе были. – Опять-таки, там половина Ладоги великой побывала. – И с тобой царевичне заговаривал никогда? – Заговаривал. – Устя и спорить не подумала. – И о чем же? – Прости, боярышня, то между мной и им останется. Хочешь – так у него спроси. – И спрошу. Али думаешь, ты тут умная самая? Устя и плечами не пожала. Как плела, так и продолжала, и рука не дрогнула. Боярыня Степанида на нее посмотрела, вздохнула незаметно. Может, и права государыня Любава, что такого для сына не хочет. Такая Устинья его в бараний рог согнет, на оковку для каблучков пустит. Вон боярышни злятся, а она на них и внимания не обращает. Плетет себе да и плетет. И ведь красиво получается… даром, что из дешевых ниток. Боярыня и сама бы не отказалась от платка такого, красота же возникает, радость поглядеть, так и кажется, что тронешь кружево – и снегом белым оно взметнется. А еще – ровно Устинья и не смотрит, что ее руки делают. Так только от великого мастерства можно. Сидит, голову склонила, на боярышню Утятьеву поглядывает, а та вся красная, ровно свекла. – Не много ли ты на себя берешь, Устинья? – Ты со мной поругаться хочешь, Анфиса Дмитриевна? – Я… да ты… – И я, и ты. И Фёдор, в этом все дело, так ведь? Ты не переживай, боярышня, когда он тебя выберет, я между вами не встану. – А когда он тебя выберет? – Можешь между нами вставать, сколько душеньке твоей угодно. Даже полежать и посидеть можешь, не жалко мне. – Гадина! Анфиса вышивку бросила, из горницы выскочила. Устя мурлыкала себе под нос, коклюшки в ручках маленьких так и летали. Сплести, перевить, еще раз перевить и наново сплести, в сторону узор повести. А вот тут гуще сделать надобно… Устя и не заметила, как себе под нос приговаривать тихонько стала… – Кружатся метели, белые метели, птицы полетели, сказки полетели, и стучат коклюшки, и поют девицы, кружево плетется волей мастерицы… кружево плетется, в руки не дается, зимней сказкой скажется, вьюгою завьется, кружево дорогою, кружево подмогою, ты меня не трогаешь, я тебя не трогаю… Устя и не смотрела, как ловко сплелось все под руками ее. Пальцы коклюшки перебирали, глазом моргнуть не успела, как время обеда настало. Кормили всех боярышень вместе, там и Анфиса Утятьева вернулась. И понятно почему. Когда ты так себя с первого дня проявишь… какое к тебе отношение будет? Покормили девушек, потом по одной вызывать стали, с боярышни Утятьевой начали. Орлова, Семенова,потом и Устю позвали. Куда? А к царице Любаве. * * * Царица на кровати лежала. Кровать роскошная, балдахин парчовый. А сама царица… Устя поклонилась, как положено, а сама глядела внимательно. И понимала – неладное что-то. ТАК плохо свекровушка и после смерти своей не выглядела! Всю жизнь Любава моложавой была, стройной, пышнотелой, морщины едва заметны на лице, густые каштановые волосы с едва заметными ниточками седины, а сейчас… Свекровка ровно высохла вся. Лежит, глаза запали, щеки ввалились, на лице морщины обозначились, и любому, на нее поглядевшему, становится ясно, что дрянь она редкостная. Говорят, в молодости мы все хороши, а в старости – как заслужим. Вот раньше Любава молодо выглядела, никто и не замечал, насколько она злобная. А сейчас хоть ты Бабу-ягу с нее пиши. |