Онлайн книга «Выбор»
|
Вошла, улыбнулась, поздоровалась. Хмыкнула про себя… сидят боярышни, набеленные-нарумяненные, ровно куклы какие, все в драгоценностях, все в дорогой парче… и вышивка-то не ладится ни у одной, и пряжа не идет… куда уж тут рукодельничать, когда от вышитой ткани руки не гнутся, рукава летника на пол падают, того и гляди в рукоделии том запутаются… Жуть жуткая. – А ты что делать будешь, боярышня? Степанида Андреевна тут же стоит. Замерла, от колонны и не отличишь, разве что колонну в уборы драгоценные не наряжают. Вот кому и жемчуга можно вплетать, и нити золотые, любой вес кариатида снесет, не задумается. Устя давно уж решила, чем заниматься будет. Еще в монастыре научилась она, хоть и давно то было, а помнится искусство, хорошо помнится. Не давалось ей рукоделие никак в те времена. Нить выходила толстая да грубая, рвалась, что ни минута, иголки ломались, вышивка пузырями шла, а вот кружево неожиданно легко у нее пошло. Переплетаются коклюшки, постукивают… тихо так, легонько позванивают, и кружево возникает ровно само собой. Это и мать-настоятельница оценила в той, черной жизни. Восхищалась, говорила, что такое продавать на пятикратный вес серебра надобно. А Устя через коклюшки и к чтению пристрастилась. Сначала узоры диковинные в книгахвыискивала, потом буквы в слова складывать начала, а потом и вовсе без книг жить не смогла, переписывать стала, языки учить начала. А кружево не бросила, хоть и реже плести стала. – Найдутся ли коклюшки да подушка? – Как не найтись. Сама нитки намотаешь али помочь позвать? Устя плечами пожала: – Велик ли труд – нитки намотать? Сама справлюсь, когда принесут. Белые, простые, можно даже не шелковые. Степанида Андреевна кивнула, и через десять минут все Усте принесли. Устя и не задумалась, руки сами все вспомнили. Намотала нитки на двенадцать пар коклюшек, иголки воткнула – и пошла плести, не видя и не слыша. И возникали перед ее глазами узоры метельные, снежные, зимние… вот дорога через лес бежит, по ней белый кот идет, хвост задрал, зиму за собой ведет-зовет, лапами подгоняет, хвостом метель заметает… Надобно потом пару бусин достать, может, кошачий глаз, да и вставить в плетение. Устя помнит, как это делается… Боярышни пару минут просто смотрели, потом перешептываться стали. – Ой, я уж и не помню, когда простых ниток касалась, у батюшки моего только шелковые в обиходе. – Не боярское это дело – прясть да шить, еще б за грибами ходить приказали…[18] – Некоторым и то не в тягость бы. И варенье сами варят, и за слугами ходят… Устя ровно и не слышала ничего. Кружево плела, коклюшки перезванивались между собой. Аксинья, которая рядом с ней сидела, кулачки со злости сжимала, а Устя и внимания не обращает. Наконец поняли змейки, что так ее не пронять, иначе заговорили: – Боярышня Устинья! Не вытерпела душа Анфисы, пошла боярышня в прямую атаку: – Что, боярышня Утятьева? Неладное что? Устя даже глаз от коклюшек не подняла. – Ничего ты нам сказать не хочешь? – О чем бы, Анфиса Дмитриевна? Вы вопросов и не задавали, на что отвечать? Надолго боярышню это не уняло. Ровно на секунду – дыхание перевести. – Говорят, у вас с царевичем давно уж все слажено? – Мне такого никто не говорил. – А мне говорили, частый гость он в вашем доме. – Неправду сказали. – Да неужто? И не приезжал он к вам никогда? |