Книга Проклятая попаданка серебряной совы, страница 73 – Нана Кас, Мари Кир

За спиной стеклянная дверь со скрипом распахивается шире. Оттуда тянет запахом тления, но я не оборачиваюсь, взгляд прикован к темноте внизу. Мои пальцы цепляются за шершавый камень парапета. Я закидываю ногу, потом вторую, и холод камня впиваетсяв бёдра через тонкую ткань платья. Сидя верхом на балюстраде, спиной я ощущаю как из двери выползает тёмная масса. И в этот миг движение внизу привлекает моё внимание.

Из-за угла особняка вырывается одинокая фигура и бежит, срываясь с шага, а плащ развевается, как чёрное крыло.

Виктор?

Он смотрит вверх, его лицо, освещённое тусклым светом из окон гостиной, искажено немым ужасом. Наши глаза встречаются на этой мгновенной, бесконечной дистанции.

— Лидия! — его крик разрывает ночную тишину отчаянием. — Нет! Держись!

Его руки тянутся вверх, будто он хочет схватить меня оттуда, с земли. В голосе столько паники, настоящего ужаса за меня, от чего в груди что-то обрывается. Но уже поздно. Поздно для раздумий, он не сможет добраться сюда, у меня только один выбор между двумя смертями.

Я смотрю на Виктора, на его искажённое мукой лицо, и шепчу слова, которые он не может услышать: «Прости». И отпускаю руки.

Время замедляется, расслаиваясь. Первое ощущение — воющий ветер в ушах. Он заглушает всё, превращает мир в белый шум. Затем мелькают тёмные прямоугольные окна первого этажа, свет из них тянется в ночь жёлтыми размытыми полосами. Я вижу отражение звёзд в одном из стёкол и собственную тень, стремительно растущую на стене особняка.

А внизу его лицо. Оно приближается со страшной скоростью. Виктор не стоит на месте. Он делает отчаянный рывок вперёд, руки взметаются вверх, тело изгибается, готовясь принять удар, принять меня. Его глаза полны яростной, собранной концентрации. Намерения поймать. Удержать. Спасти.

Всепоглощающая мысль прорезает панику: «Лучше смерть, чем быть поглощённой». Но теперь к ней добавляется другая: «А что, если не смерть?»

Удар приходит не в виде боли, а в оглушительном хрусте, громе и одновременно хлопке. Твёрдое и в то же время податливое тело принимает меня, обвивает, гасит скорость. Мы падаем, кувыркаемся, запутываясь в складках платья и полах плаща. Сырая земля с раздавленными хризантемами оказывается подо мной. Над нами чёрное небо и силуэт балкона.

Воздух вырывается из лёгких с сиплым стоном. Острая боль приходит следом, жгучая в боку, в плече, в запястье. Но, кажется, кости целы.

Уставившись вверх, я не в силах пошевелиться, не в силах сделать вдох. Рядом слышно тяжёлое, прерывистое дыхание. Виктор лежит наспине, одной рукой всё ещё мёртвой хваткой вцепившись в моё плечо. Он тоже не двигается.

Постепенно сознание возвращается, принося с собой новые ощущения. Холод, мокрая земля под спиной, запах раздавленной зелени и нарастающий звон в ушах, вытесняющий вой ветра. И сквозь него мой собственный голос, хриплый, срывающийся на рыдания, которые я не в силах сдержать.

— Киллиан… — выдавливаю я слова, смешивая со слезами, скупыми и жгучими. — Его… его заволокла тьма… Вся она в нём…

Повернув голову, я нахожу балкон взглядом. Там, где я только что сидела, теперь стоит Сущность. Её силуэт искажён, размыт, он не отбрасывает тень, а сам является ей, живой и пульсирующей. Он заполняет собой весь проём балкона, разливается по каменным перилам, тянется вниз и вверх, к небу, как чёрное, беззвёздное пятно на фоне ночи. Из этой темноты горят два багровых угля.